Читать книгу "Морское кладбище - Аслак Нуре"

услышал.

Что-то в этой истории не так, а чтобы докопаться до правды, просто необходимо потолковать с Джонни Бергом. Казалось бы, странно, что молодой норвежец, сидящий в тюрьме как иностранец-джихадист, может играть роль в споре о наследстве 95-летней писательницы. Но дело обстояло именно так.

Часовой отпер решетчатые железные ворота и снова запер за ним. Еще двое ворот – и он перед дверью тюрьмы.

Его провели в коридор. Вонь… с каждым шагом все сильнее несло пóтом, нечистотами и гниющей плотью. В прорези дверей были видны заключенные. Мужчины в оранжевых робах. Свет проникал внутрь сквозь единственное окно под самым потолком. Все проемы зарешечены. Стены бирюзовые и белые. Камеры переполнены, в воздухе висел запах антисептика и нелеченных инфекций. Лекарств явно не хватало, у многих узников недоставало конечностей; одни еще кое-как ковыляли, другие же не то лежали при смерти, не то притворялись. Как врач Ханс привык ко всему, но, когда тюремщик отпер дверцу, его едва не вырвало.

Камера, куда он вошел, была рассчитана на десяток-другой узников, но людей там теснилось во много раз больше. Тощие старики с птичьей грудью играли в карты с молодыми парнями-инвалидами – кто без руки, кто без ноги, – какой-то юнец жалобно тянул песню вроде как на фламандском, одни кашляли, другие обрабатывали увечья: накладывали турникетные жгуты, заматывали раны грязными бинтами. Человек с повязкой на глазу бродил по камере на костылях. Кое-кто пытался перехватить взгляд Ханса, выкрикивая «сахафи! – журналист!», но многие при виде его медленно проводили пальцем по горлу.

В глубине камеры смрад был гуще всего. Там разило смертью. Вокруг дыры в полу, служившей туалетом, висели полотенца и куртки.

– Вот он, – тюремщик пнул мужчину, сидевшего на полу в позе лотоса. – Аль-Джабаль, встань!

Джонни сидел возле бирюзовой стены – с закрытыми глазами, держа руки ладонями вверх, будто медитировал. На нем была оранжевая роба из тех, в какие ИГ обычно одевало заложников перед казнью. Надо полагать, курды не упускали случая показать ИГ средний палец. Хотя правильное лицо посерело и исхудало, парень был красивый. Или мужчина… Джонни было чуть за тридцать. Нос с легкой горбинкой, крупный рот, острые скулы над густой бородой, блестящие темные волосы до плеч. Джонни открыл глаза. Долго смотрел на Ханса, но прочитать по глазам его душевный настрой оказалось невозможно.

Ханс хорошо помнил их последнюю встречу. В 2006-м, когда Израиль бомбил Ливан, Берг, в ту пору молодой журналист-фрилансер, взял у него интервью. Хорошее интервью, одно из лучших. Ханс тогда не заподозрил, что Берг работал на разведку, но теперь был в этом уверен.

– Я пришел осмотреть тебя, – сказал Ханс. – И спасибо за то интервью.

Джонни долго смотрел ему в глаза, по-прежнему не говоря ни слова. Потом опустил веки и спокойно задышал через нос.

Курдский солдат настороженно озирался по сторонам, они начали привлекать внимание других узников.

Несмотря на худобу и изможденность, было заметно, что раньше Джонни был прекрасно тренирован. Наискось по груди тремя неровными полосами тянулись шрамы, прямо под лопаткой следы двух пулевых ранений, кожа там потемнела.

Ханс вооружился стетоскопом, измерил пульс в состоянии покоя, сердечный ритм и давление, потом взял кровь из указательного пальца.

– А теперь слушай внимательно, – сказал он, накрыв его руку обеими своими. – В твои годы я соглашался на любые задания за рубежом. Теперь вот старею. Ты когда-нибудь слыхал, чтобы человек на смертном одре жалел, что не заработал больше денег или не выполнил на Ближнем Востоке больше разведзаданий?

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Джонни.

– У тебя есть дочь, – ответил Ханс.

Джонни наконец поднял на него глаза.

– Не повторяй мою ошибку, – продолжал Ханс. – На основании медицинских показаний я намерен от имени Норвегии потребовать, чтобы тебя освободили. Думаю, мне удастся, курды будут только рады отделаться от иностранца и бациллоносителя.

– Почему ты мне помогаешь? – после долгого молчания спросил Джонни.

– Клятва Гиппократа…

– Сам знаешь, что это чепуха, – перебил Джонни, покачав головой.

– С тобой обошлись очень несправедливо.

– Верно, но ты здесь не поэтому.

– Джонни, Джонни. Ты не сдаешься. Отлично. Когда вернешься в Норвегию, окажешь мне услугу, – прошептал Ханс. – Здесь мы не будем вдаваться в подробности, но я предлагаю тебе свободу в обмен на услугу.

Узник склонил голову набок, будто размышляя.

Ханс продолжил:

– В Норвегии у тебя по-прежнему есть надежные друзья, эти люди думали, что ты погиб, и потрясены тем, как с тобой обошлись. Двое полицейских доставят тебя под конвоем в Норвегию. Делай, как я скажу, и еще до вечера будешь в европейском воздушном пространстве.

– С какой стати я должен тебе верить? – Джонни смотрел на него ясными зелеными глазами.

– Верить ты мне не можешь, – сказал Ханс. – Но, мне кажется, в нынешней ситуации у тебя нет выбора. Договорились?

Глава 7. Выпьем за маму

Вечером накануне похорон на Обрыве послышались шаги. А немного погодя по толстой деревянной двери резко стукнули подковой-колотушкой, и не успела Саша открыть, как дверь распахнулась и кто-то вошел в темный дом.

Улав был в непромокаемых сапогах до колен, флисовом свитере и защитного цвета брюках с кожаными нашивками на коленях.

Он сделал шаг по скрипучему полу.

– Александра, нашла что-нибудь?

С самого раннего детства посещения бабушкина дома всегда казались Саше приключением. Конечно, объективный мир существовал, даже для Веры, однако этот мир инженеров, физиков и врачей интересовал ее меньше, чем его описания. С начала времен мы, сидя у костра, делились друг с другом рассказами о мире, они-то и сделали нас людьми, несчетные истории, что мало-помалу стали книгами, нашедшими приют на Вериных стеллажах здесь, на Обрыве, и из этого мира вне времени отец сейчас вырвал Сашу.

Она провела тут все последние дни. Утром отправляла детей в школу и договаривалась, что после обеда за ними присмотрит приходящая няня. Правда, сегодня забежала домой еще раз, выбрала одежду для похорон: черные бархатные платьица и лаковые туфельки для девочек, темный костюм с подходящим галстуком для Мадса. Он прилетит всего за час-другой до начала и будет рад, что костюм уже наготове. Они оба старались выказывать друг другу небольшие знаки внимания.

Все остальное время она пробыла на Обрыве.

Просматривать каждую книгу большой библиотеки – дело затяжное, а у Веры книг тьма-тьмущая. Все стены на Обрыве сплошь в книгах – на взгляд Саши, не меньше сотни погонных метров. Вдобавок картонные коробки в картофельном погребе и кучи папок переписки с издательством.

Кончики пальцев стерлись, словно от наждачной бумаги, ведь она пролистала