Читать книгу "Равнина Мусаси - Доппо Куникида"

class="title4">

II

Небо обложили тучи, собирался дождь. Я вышел к Симбаси[18] и, так как ещё оставалось время, начал прогуливаться.

Вдруг кто-то дотронулся до моего плеча. Обернувшись, я увидел вечно жизнерадостного Маэда, своего земляка адвоката.

— Куда это ты собрался?

— Решил съездить на родину.

— Один?

— Да, один.

— А вернуться в Токио думаешь на этот раз вдвоём?

— Не болтай ерунду.

— Я, правда, не имел счастья видеть её, но прошу тебя передать мои наилучшие пожелания. Надеюсь, ты мне предоставишь честь лицезреть её, когда она соблаговолит прибыть сюда.

— Ну, перестань.

— Значит, ты послезавтра не придёшь на службу…

— Нет, но я им уже написал. Да и ты не забудь сказать там.

— Обязательно скажу. — Он лукаво улыбнулся, приподнял шляпу и, помахивая тросточкой, отошёл.

«Ведь непременно всем разболтает, и вот будут трепать языками», — подумал я, глядя вслед Маэда. Но особенного неудовольствия не почувствовал.

Вскоре зажглись фонари. Пошёл дождь. Когда прибыл поезд из Иокогама, на платформе началась суматоха. Я стоял, курил и равнодушно смотрел на суетившихся людей. Было так приятно, когда в эту разгорячённую толпу врывался поток свежего ветра с каплями дождя. На минуту я забылся.

III

В вагон вошёл не спеша. Мест было достаточно. Из-за непогоды окна были закрыты и стояла невыносимая духота. В углу сидел сердитый европеец. Мне стало невмоготу, и я попробовал немного прикрыть окно, но порыв ветра со стороны Синагава тут же обдал меня брызгами дождя. Пришлось закрыть. «Такой ливень скоро кончится», — проговорил кто-то рядом.

И действительно, не успели мы проехать Омори, как дождь прекратился. Люди поспешно открывали окна и вдыхали воздух, ещё наполненный влагой, подставляя лица навстречу свежему ветру. Кое-кто уже закуривал, но все молчали.

Я высунул голову в окно и увидел, что тучи уже начали расходиться. Появились тёмно-синие лоскуты летнего неба, отливающие холодным звёздным блеском. То и дело мелькали огни деревенских домов. Они тоже напоминали звёзды. Слышно было, как на полях поют лягушки. Свежий ветер приносил запах цветущего риса.

О, этот запах! Как он напоминает деревню!

— О, запах цветущего риса! — Я жадно дышал, стараясь наполнить лёгкие воздухом.

Четыре года тому назад я тоже ездил на родину. Но какая огромная разница! Тогда мне было двадцать три, теперь — двадцать семь. И это главное. Тогда я только что кончил институт и важничал, но всё равно как мальчишка носился всё лето то к морю, то в горы, то к реке. Погулял я на славу. Я и теперь хочу получше провести время. Но мне двадцать семь. Я служу в Токио. Хотя и не достиг ещё ничего особенного, но всё же вышел в свет, занял, как говорится, своё место в жизни и вряд ли теперь смогу так резвиться, как раньше. Возраст такой, что в самый раз жениться.

«Да, пора жениться. Для этого ты и едешь». А бог судьбы мне нашёптывал: «Но хорошо, если всё кончится благополучно».

IV

Я достал надувную подушку, прилёг. Прикрыл лицо платком и погрузился в мир грёз. Я хотел уснуть.

Если мне двадцать семь, значит, Айко — девятнадцать. Из пятнадцатилетней девочки она превратилась в девятнадцатилетнюю девушку. Даже не верится. Тётка говорила, что из пяти сестёр она, пожалуй, самая красивая и достойная. Но в кого у неё такие глаза? Правда, все сестры приветливые, наверное, в мать.

И у отца неплохой характер, только немного упрям, бывает даже спесивым, но зато честен.

Я пробовал мысленно нарисовать портрет Айко, но ничего не получилось. Мне только представилось, что она высокая, ресницы длинные, глаза спокойные, как Суонада[19], но черты лица словно в тумане. Зато из этого тумана легко выплыло добродушное лицо тётки. Улыбаясь, она сказала своим тихим, спокойным голосом: «Минэо! Не задерживайся в поезде, а беги сразу домой. Я уже заждалась тебя». Мы проехали Сэкигахара, озеро Бива, Осака, Хариманада, Мидзусиманада. А сколько горных вершин в облаках осталось позади!..

Я проснулся от шума и поднял голову. Поезд стоял. В полусне услышал монотонный голос проводника: «Кофу, Кофу».

— А, ещё только Кофу, — и я не успел даже зевнуть, как уснул снова.

V

На следующий день я сошёл в Кобэ, быстро закончил свои дела и вечером опять сел в поезд. На этот раз моим соседом по купе оказался морской офицер моего возраста. Незаметно мы разговорились. Чем дальше, тем больше. Молодой офицер был немного пьян, но разглагольствовал вовсю. Принялся громогласно рассуждать о качествах разных флотов, заговорил о кампании в Жёлтом море. Нёс всякий вздор, высчитывал, сколько лет нужно, чтобы из мичмана сделаться капитаном, и сколько нужно, чтобы дослужиться до адмирала.

— Удивляюсь, есть же такие, что остаются младшими лейтенантами, женятся и начинают потихоньку готовить себя к старости.

— А что, так спокойнее! — ответил я, разглядывая красное лицо, толстый нос, блестящие глаза и редкие усы собеседника.

— Конечно, спокойнее. Но уж если думать о спокойствии, лучше не поступать на службу. Ведь на корабле жены не будет… — И офицер громко рассмеялся своим раскатистым смехом. Взглянув на часы, он удивлённо сказал: — О, уже половина одиннадцатого. Надо бы вздремнуть, — и тут же улёгся. Посмотрев на меня, он добавил: — Легко можно прожить только старшему сыну. Ты, наверное, старший? Ну так будь почтительным сыном и верным супругом. — На его простодушном лице появилась улыбка. Наконец он закрыл глаза. Трубка выпала из его руки. — О, я совсем сплю, извини, я усну, — будущий адмирал перевернулся на спину и уснул крепким сном.

Выбросив догоревшую папиросу, я высунулся в окно. Ночной ветерок приятно освежил отяжелевшую от бренди, разговоров и табачного дыма голову. На востоке заалел край леса. Вот-вот должна была появиться луна. Небо сплошь усеяно звёздами, и ни одной тучки. Тихая летняя ночь! И мимо один за другим убегали в темноту деревенские домишки. Равномерно стучали колёса. И сквозь их стук доносились голоса лягушек, ночных певуний. Я молча смотрел на восток и ждал, пока выйдет луна.

В начале осени 1894 года нас отправляли из главной ставки Хиросима. Тогда вот так же, в поезде, я проезжал мимо этих мест. И теперь не могу без волнения вспомнить то время. Да, тогда у меня было другое настроение, не то, что сейчас: как будто поднимался я на высокую гору и с каждым шагом открывался всё более широкий вид. Бодрился, шёл дальше, но не был уверен, что на вершине не ждёт меня кратер вулкана. Сейчас —