Читать книгу "Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич"

бы в Александрии собрали все пряности мира, город и то не напитался бы таким благоуханием»[23]. Это, естественно, вызвало подозрения, и местные чиновники явились обыскать корабль. Но венецианцы спрятали свою добычу, накрыв тело в корзине слоями свинины, при виде которой чиновники, все до одного благочестивые мусульмане, закричали: «Канзир, канзир!» (то есть «Свинья, свинья!») – и в ужасе бежали прочь. После этого тело завернули в парусину и подняли на нок-рею, где оно и оставалось, пока судно не покинуло порт. Впрочем, на этом испытания не кончились: на обратном пути корабль едва не напоролся на какой-то риф, не отмеченный на карте, но святой Марк самолично разбудил спящего капитана и вовремя подсказал ему, что нужно убрать паруса. Благодаря этому корабль уцелел и в конце концов добрался до Венеции, где его драгоценный груз встретили со всем надлежащим ликованием.

Это предание, очаровательно и во всех подробностях (вплоть до криков, с которыми таможенные чиновники бежали с корабля) проиллюстрированное мозаиками на стенах нынешней базилики[24], – не просто одна из легенд, которыми так богата ранняя история Венеции, а нечто более важное. Тождество останков, привезенных в Венецию, с мощами святого Марка большинство исследователей признают историческим фактом. Столь же несомненно и то, что Джустиниано Партичипацио (который остался дожем и правил единолично после смерти своего отца, скончавшегося в 827 г.) тотчас повелел построить для хранения этих мощей отдельную часовню в броло (саду), отделявшем его дворец от церкви Сан-Теодоре. Более того, велика вероятность, что вся экспедиция в Александрию была предпринята по тайному распоряжению самого дожа. Чтобы завоевать почетное место среди государств новой Европы, постепенно приобретавшей все более определенные очертания, Венеция нуждалась в каком-то особом знаке престижа: одного лишь богатства или господства на море было недостаточно. В Средние века, когда политика и религия были связаны между собой неразрывно, придать городу ореол мистического могущества могли какие-нибудь значимые святые реликвии. Мощи святого Захарии, конечно, были лучше, чем ничего, но этого казалось мало. А вот мощи одного из евангелистов обеспечивали Венеции апостольское покровительство и высочайшее, второе после Рима, место в духовной иерархии, что (в совокупности со статусом патриарха, закрепившимся за венецианскими епископами) позволяло притязать на беспрецедентную для стран латинского Запада автокефалию.

Ничто не мешало использовать эти духовные преимущества и в самых непосредственных политических целях; и в этом отношении момент для обретения святой реликвии тоже был выбран весьма удачно. Всего лишь годом ранее, в 827-м, Мантуанский собор во главе с представителями папы и императора Запада предложил восстановить патриархат в Аквилее, поставив епископский престол в Градо ему в подчинение. Поскольку Аквилея входила в состав Западной империи, эта ситуация могла обернуться серьезной угрозой для независимости Венеции. Но мощи святого Марка, образно выражаясь, легли на другую чашу весов и дали возможность игнорировать предложение Мантуанского собора. Кафедра в Градо сохранила свои полномочия и юрисдикцию над венецианской церковью, воспрянувшей и окрепшей под эгидой святого евангелиста.

Учитывая эти обстоятельства, многие, вероятно, ожидали, что дож Джустиниано передаст драгоценные мощи новому собору в Оливоло. Но он выбрал местом их хранения сад собственного дворца, с самого начала утвердив связь этой важнейшей реликвии со светскими, а не с церковными властями[25]. Прежний святой покровитель Теодор был отправлен со своим драконом на вершину одной из колонн на Пьяццетте и там благополучно забыт. Покровителем Венеции стал святой Марк. С той поры с его именем на устах шли в бой солдаты и моряки республики, а венецианские знамена и бастионы, юты и носы кораблей украшал его лев с распростертыми крыльями и лапой, гордо указующей на ангельские слова.

Во всей истории (если, конечно, не принимать в расчет события, связанные с Воскресением Христа) не найдется другого примера столь беззастенчивого похищения мощей, имевшего при этом столь значительные последствия. Но так или иначе, завладев мощами евангелиста, венецианцы мгновенно признали его своим и приняли куда более тепло и чистосердечно, чем любых других святых. В последующие годы они не раз испытывали терпение своего небесного хранителя и заставляли его трудиться на пределе сил, но никогда не отворачивались от него и не обделяли его любовью и поклонением.

И он, со своей стороны, служил им на славу.

Всего через четыре года, в 832-м, была официально освящена первая церковь Святого Марка – не такая большая и величественная, как та, которая сейчас стоит на том же месте, но, по меркам своего времени, достойная евангелиста[26]. К тому времени Джустиниано уже три года как лежал в могиле, а Венецией правил его младший брат Джованни, которого предшествующий дож всегда презирал – и, насколько можно судить по дошедшим до нас скудным свидетельствам, не без причины. Если бы новому дожу в свое время не довелось побыть соправителем отца, его бы, скорее всего, не избрали вовсе; но так или иначе, долго терпеть его лень и апатию подданные не стали. 29 июня 836 г., в день святых Петра и Павла, дож отправился на мессу в Сан-Пьетро ди Кастелло; на выходе из собора венецианцы схватили его и принудили отречься. Он был насильственно пострижен в монахи и окончил свои дни в монастыре в Градо.

Одна из главных причин для недовольства состояла в том, что Джованни Партичипацио ничего не делал для предотвращения новой нешуточной опасности, нависшей над республикой. Вот уже не первый год торговля на Адриатике страдала от славянских пиратов, которые устраивали засады у побережья Далмации, близ устьев Наренты[27] и Цетины, и нападали на проходившие мимо торговые суда. Поначалу пиратам все сходило с рук, и численность их стремительно росла; дошло до того, что многие капитаны перестали выходить в море и венецианская торговля начала медленно умирать от удушья. Страдала не только Венеция: разгул пиратства сказывался на всей Западной империи, потому что поддерживать морские коммуникации с Равенной, Падуей и другими имперскими городами Италии становилось все труднее.

Таким образом, решительные меры по борьбе с пиратами должны были стать приоритетной задачей для любого очередного правителя. Пьетро Традонико из Езоло, бывший член строительной комиссии, избранный одиннадцатым дожем Венеции, принял эту ответственность на себя. За первые три года правления он снарядил и возглавил относительно успешную морскую экспедицию к берегам Далмации, а в 840 г., воодушевленный этим успехом, отправил посла ко двору императора Лотаря, внука Карла Великого, чтобы заключить с ним новый договор. В основном этот договор сводился к подтверждению предыдущих соглашений, но два связанных с ним обстоятельства стоит упомянуть особо. Во-первых, это старейший дипломатический документ Венеции, сохранившийся