Читать книгу "Нацизм на оккупированных территориях Советского Союза - Егор Николаевич Яковлев"

до минимума подготовку русских врачей по этим специальностям, не оказывать никакой поддержки детским садам и другим подобным учреждениям» (Дашичев, 1973: 38). Еще одним красноречивым пунктом программы было поощрение разводов, отсутствие поддержки внебрачных детей и привилегий для многодетных.

«Для нас, немцев, – писал Ветцель, – важно ослабить русский народ в такой степени, чтобы он не был больше в состоянии помешать нам установить немецкое господство в Европе. Этой цели мы можем добиться вышеуказанными путями» (Дашичев, 1973: 38).

Записка Ветцеля является характерным проявлением нацистских умонастроений относительно «восточного населения». Однако в советской историографии ей отводилось крайне преувеличенное место. Этот документ часто и совершенно необоснованно пытались представить базовым руководством к действию, в соответствии с которым Третий рейх вел против СССР кровавую «войну на уничтожение». Между тем из его текста совершенно ясно, что речь в нем идет о планах на послевоенное будущее. Апогеем подмены смыслов, связанных с «замечаниями» Ветцеля, стали пассажи из работы «Империя смерти» Д. Мельникова и Л. Черной, которые к тому же утверждали, что истинным автором злодейских предложений был лично Генрих Гиммлер, а Ветцель лишь записал его идеи (Мельников, Черная, 1987: 304–366). Таким образом, сказанное в тексте – не рекомендация высокопоставленного чиновника, а директива одного из имперских лидеров! Такой трактовки не допускает ни один источник. Гиммлеру в принципе не было нужды привлекать человека из другого – в некоторой степени конкурирующего! – ведомства для записи своих мыслей, ведь у него был собственный секретариат. Остается только гадать, что послужило основанием для столь странного вывода историков – грубая ошибка или желание резко повысить статус «замечаний и предложений» для подгона под изначальный тезис.

Подобные натяжки в постсоветское время привели некоторых авторов к радикальному ревизионизму. Так, популярный исторический публицист Марк Солонин сначала констатирует, что текст Ветцеля не имел отношения к событиям 1941 г., а потом прямо пишет про «несуществующий план геноцида русского народа», который стремилась и стремится найти «коммунистическая и современная неосталинистская историческая пропаганда» (Солонин, 2011: 302).

Между тем план геноцида народов СССР подробно изложен в другом документе, написанном не в апреле 1942 г., а в мае 1941-го. Речь идет о «директивах по экономической политике», изданных экономическим штабом «Ост». Судьба их удивительна. Они были найдены в бумагах Верховного командования германских вооруженных сил и фигурировали уже на Нюрнбергском процессе как документ EC-126, представленный американской стороной. Обвинитель от США Уитни Харрис охарактеризовал его так: «На страницах этого документа раскрывается заранее разработанный план убийства миллионов невинных советских граждан путем голодной смерти. В документе ясно указано, что убийство миллионов невинных было преднамеренным. Документ показывает, что этот план убийства должен был проводиться в таком огромном масштабе, что превосходил все границы человеческого представления» (Нюрнбергский процесс…, Т. 4: 282)[16].

С этими словами можно вполне согласиться: тем поразительнее, что эти красноречивые директивы до сих пор полностью не переведены на русский язык. Первая публикация более-менее пространных извлечений из них состоялась только в 1987 г. в сборнике «Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза», причем большая часть текста была опущена, в том числе исчезла одна из самых людоедских фраз («Многие десятки миллионов на этой территории станут излишними и умрут либо будут вынуждены переселиться в Сибирь») (Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза…, 1987: 250–254)[17]. Абзац, где она находится в оригинале, был опубликован без этого предложения и даже без отточия перед вырезанным фрагментом. Второй раз на русском языке отрывки из «Директив» увидели свет в 1991 г., в 4-м томе издания материалов Нюрнбергского процесса, но не как отдельная публикация, а внутри речи У. Харриса, который цитировал ее перед высоким судом (Нюрнбергский процесс…, Т. 4: 282). Неудивительно, что этот важнейший текст оставался и до сих пор остается практически невостребованным в отечественной историографии. Между указанным документом, речью Гиммлера в Вевельсбурге и словами Геринга, сказанными Чиано, существовала прямая и четкая связь.

* * *

Размышляя о будущей войне, нацистские вожди неизбежно обращались к опыту Первой мировой. Гитлеровские бонзы были особо озабочены вопросом продовольственных ресурсов, которых в свое время не хватило кайзеровской Германии в условиях Британской морской блокады. Память об этом была сильна в немецком обществе и подвигала власти предержащие к мысли, что допустить повторения пищевого кризиса нельзя ни в коем случае. Это осознание отлилось в чеканный афоризм Геринга: «Если кому-то придется голодать, то это будут не немцы…» (Туз, 2019: 693).

Между тем по мере развертывания Второй мировой войны «баланс пропитания Германии склонялся к минусу» (Ганценмюллер, 2012: 64). Уже в мае 1940 г., еще до взятия Парижа, на стол Гитлера лег тревожный доклад статс-секретаря министерства продовольствия Герберта Бакке. Чиновник сообщал, что в связи с тем, что Британия вновь перерезала морские пути снабжения из-за океана, примерно 17,2 млн жителей Германии недополучат в этом году продукты, к которым они привыкли. В следующем докладе Бакке заметил, что если блокада продолжится, то покрыть недостатки зерна в рейхе сможет только Советский Союз. Впрочем, он усомнился, что в данный момент в СССР существуют излишки, какие в свое время экспортировала царская Россия, ведь с начала XX в. население этой страны значительно выросло, причем радикально увеличилось население городов, поглощающих былые излишки.

10 января 1941 г. в канцелярию фюрера пришел новый доклад Бакке с сообщением, что в наступившем году зерновой дефицит составит около 12–13 млн т. Спустя три дня на встрече со статс-секретарем Управления по четырехлетнему плану Эрихом Нойманом Бакке рекомендовал также сократить мясные рационы немцев (что и будет сделано 2 июня).

Очевидно, что-то в докладах Бакке привлекло Гитлера, и амбициозный статс-секретарь был приглашен в конце января в резиденцию Берхгоф на встречу с фюрером. Стенограммы их беседы нет, но смотрины явно удались: после аудиенции Бакке стал зримо влиятельнее своего номинального шефа – министра Рихарда Вальтера Дарре, получив право обращаться к Гитлеру напрямую.

Возможно, дело было в деталях биографии статс-секретаря. Бакке родился 1 мая 1896 г. в Батуми, на территории Российской империи. Он принадлежал к известной на Кавказе семье. Его дед Фридрих Каспарович Ветцель был создателем и владельцем тифлисского пивоваренного завода, существующего по сей день. Мать Луиза Фридриховна вышла замуж за офицера прусской армии, предпринимателя Альбрехта Бакке. С 1905 г. юный Герберт учился в тифлисской гимназии, что свидетельствует о превосходном знании русского языка, и мог вполне рассчитывать на хорошее будущее. Однако события начала Первой мировой развели гимназиста с его номинальной родиной. Как сын немецкого военного, он был интернирован и выслан в лагерь для военнопленных на Урале. Уже после Октябрьской революции в 1918 г. с помощью шведского