Читать книгу "Генный апгрейд. Почему мы пользуемся устаревшей моделью тела в новой модели мира и как это исправить - Мартин Модер"

над возрождением шерстистых мамонтов, разведением свиней, чьи органы не отторгаются иммунной системой человека при трансплантации, и аналогичными революционными проектами. Чёрч делает все это, несмотря на свою нарколепсию – расстройство нервной системы, в народе называемое сонной болезнью. И нет, вы не страдаете нарколепсией только потому, что не хотите вставать утром. Вы просто ленивы. Чёрч же, наоборот, старается вставать, когда это возможно, и потренироваться с гирями, чтобы предотвратить нежелательное засыпание. Тем не менее увидеть Джорджа Чёрча в течение дня задремавшим не редкость. Насколько продуктивнее мог бы быть генетик, если бы ему не приходилось постоянно бороться с приступами нарколепсии?

Дрожжи на молекулярно-биологическом уровне гораздо ближе к клеткам человека, чем бактерии.

Вопрос, вводящий в заблуждение. Почти все провидческие идеи и решения научных проблем приходили Чёрчу либо во время сна, либо в полудреме, либо в начале или конце нарколептического приступа. «Мне потребовалось 50 или 60 лет, чтобы осознать, что моя нарколепсия – это не дефект, а способность», – сказал Чёрч.

Чёрч – не единственный гений, расстройства нервной системы которого считают полезными для достижения значительных результатов. Когда Чарльз Дарвин вернулся в Англию после своей исследовательской экспедиции, у него начались такие сильные панические расстройства и страх перед широкими площадями, что всю оставшуюся жизнь он провел как отшельник. Его неспособность участвовать в общественной жизни позволила посвятить все время и энергию развитию теории эволюции. По письмам Людвига ван Бетховена легко понять, что маниакальная депрессия больше окрыляла его композиторское творчество, чем тянула вниз. Пожалуйста, не поймите меня неправильно, я не возвеличиваю психические проблемы. Для большинства людей они означают в основном повседневные трудности и страдания. Один лишь факт, что Джордж Чёрч придумал великие идеи при помощи нарколепсии, совсем не означает, что так будет у всех. Нельзя забывать, что Чёрч – гений, а идиот с нарколепсией – просто сонный идиот.

Пребывание мозга в исключительном состоянии может оказаться полезным в разработке исключительных идей.

В целом, однако, высокий показатель нейроразнообразия должен быть пригодным для общества. Это означает, что в нем присутствуют умы, которые работают немного иначе, чем у большинства. Высокофункциональные аутисты, люди с обсессивно-компульсивными расстройствами или СДВГ в некоторых областях могут хорошо справляться с поиском решений, к которым другим прийти трудно. Поэтому сложно определить, какое состояние наиболее оптимально. Для Чёрча нарколепсия – это приз, за который он, видимо, охотно расплачивается. Но, даже не беря в расчет нарколептических гениев, оптимизация людей усложняется тем фактом, что свойства не зависят друг от друга и что изменение одного свойства часто оказывает незапланированное влияние на другие.

Все имеет свою цену

Представьте, что вы были генетически изменены таким образом, что улучшилась ваша кратковременная память. Поначалу звучит здорово, но люди с превосходной кратковременной памятью заскучают быстрее, например, при многократном посещении картинной галереи или прослушивании музыки. Таким образом, генетическое изменение для улучшения краткосрочной памяти вполне можно назвать изменением в пользу быстрого наступления скуки. Будет ли это теперь оптимизацией или нет? Но может быть, вас не интересует эффективность памяти, и вы охотнее повысили бы свою креативность, потому что в детстве замечали, что ваша мама прикрепляет на холодильник отвратительные цветные рисунки исключительно из вежливости. В этом случае, пожалуйста, имейте в виду, что несколько исследований обнаруживают связь между творческим потенциалом и повышенным риском психических заболеваний. Еще 2000 лет назад римский философ Сенека Младший написал: «Никогда не было великого ума без примеси безумия». Уместное высказывание для времен, когда самые яркие умы во время коллективного посещения туалета подтирались общей губкой.

Но современные исследования доказывают, что Сенека прав. Люди, страдающие тяжелой шизофренией или биполярным расстройством, часто несут такой большой груз страданий, что сами по себе не могут творить много креативного. Но доза определяет яд, и может случиться так, что «дуновение» психического расстройства на самом деле вдохнет жизнь в творческие способности. Большое исследование показало, что творческие профессии изобилуют членами семей людей с шизофренией или биполярным расстройством – например, среди актеров, танцоров или музыкантов. Это может быть связано с тем, что члены семей пациентов, хотя и обладают парой ответственных за это вариантов генов, все же они не позволяют шизофрении или биполярному расстройству проявляться заметно. Другие исследования обнаружили более конкретную связь, показывающую, что люди в творческих профессиях чаще имеют варианты ДНК, связанные с шизофренией или биполярным расстройством. Творчество – это палка о двух концах. Оно базируется на способности устанавливать связи между вещами, к которым другие не приходят. При этом люди двигаются по очень тонкому канату, балансируя между функциональным мастером, деятелем искусств, и сторонником теории заговора в шапочке из фольги.

Связь между творческим потенциалом и повышенным риском психических заболеваний научно доказана.

Подобные компромиссы между желательными и проблемными чертами могут широко распространиться в генетике. Уже в 1999 году исследователи попытались улучшить память и способность к обучению мышей, введя ген в субъединицу рецептора мозга животного. Интеллект мышей на самом деле мог бы вырасти, но они также были более предрасположены к хронической боли. Эта попытка впервые показала, что генетические основы способности к обучению, производительности памяти и болевые ощущения, по крайней мере, частично пересекаются.

С уверенностью можно сказать, что многие черты связаны друг с другом теснее, чем нам известно в настоящий момент. Потому улучшение одного свойства неизбежно повлечет за собой изменение других. Уже хотя бы по этой причине не может существовать что-то вроде идеального генома. Тем не менее нельзя отрицать, что некоторые варианты генов в жизни более полезны, чем другие, и что люди могут извлечь выгоду из оптимизации отдельных свойств. И все же следует подумать дважды, к каким свойствам это применимо. Например, вы можете заменить версию вашего гена ABCC11, которая отвечает за сухую ушную серу, на ту, что сделает ушную серу влажной. Цена, которую вы заплатили бы за это, – более сильный запах тела и худшая реакция на химиотерапию. Сделка такая же никудышная, как договор на мобильную связь 1998 года. Существует не так много признаков, которые определяются одним геном, и те немногие, что существуют, обычно не впечатляют. Кого вообще волнует, есть ли у человека генный вариант, который определяет, сможет ли он почувствовать горечь в брокколи? У брокколи в любом случае вкус размоченного картона.

Генетическая основа способности к обучению и болевые ощущения пересекаются.

Большинство свойств, которые было бы выгодно улучшать, имеют генетическую основу, которая рассеяна по всему геному. Например, свойство, которое сильно удручает меня,