Читать книгу "Жизнь и дипломатическая деятельность графа С. Р. Воронцова - Оксана Юрьевна Захарова"

наследника британской короны, Семен Романович сообщил в Петербург, что принц Георг в то же время ненавидит короля прусского и считает союз Англии с Россией необходимым для своего отечества.

Тема личности будущего короля Англии весьма интересовала Петербург. В одном из зашифрованных писем Воронцов просил Безбородко особо хранить тайное донесение о возможном браке наследника с состоятельной вдовой незнатного рода, католичкой, которая, полюбив принца и не желая ему вреда, уехала во Францию, но вернулась через два года. После этого и поползли слухи о возможном тайном их венчании[46].

Воронцов сообщил в Петербург, что, согласно английскому закону, никто из сыновей или братьев короля не может жениться раньше двадцати пяти лет, а достигнув этого возраста, должен сообщить о своем намерении Совету и ждать целый год решения парламента. Если парламент примет отрицательную резолюцию, а брак был уже заключен, то он признается недействительным, а священник, совершивший таинство, будет повешен [12]. Таким образом, брак наследника, дети которого, вероятнее всего, будут признаны незаконнорожденными, мог привести к междоусобной войне, ослаблению Англии и усилению позиций Франции.

Сторонник российско-английского союза, С.Р. Воронцов считал, что даже в торговых отношениях Франция – это держава, которая «<…> нас ненавидит и которая, мало у нас покупая, продает нам весьма много. Сверх же того я думаю, что весьма вредно допускать Французов в Черноморские наши гавани. Мы сами вселим туды вредных для нас шпионов» [13].

После официального включения Крыма в состав Российской империи в 1783 году английское правительство стало внимательно наблюдать за развитием торговых и военных отношений на новой территории и в ее городах. 8 марта того же года последовал указ о присоединении к России Крыма, а 10 июня был заключен торговый трактат с Турцией. В инструкции от 1 декабря 1784 года содержится предписание русским генеральным консулам опровергать предосудительные слухи о России, утверждать понятия о ее могуществе и покровительстве христианам, о выгодах, которыми пользуются купцы в «присвоенных черноморских пристанях». Постепенно Черное море вновь превращалось в Русское море. Отныне российский флот мог через 36–48 часов пути появиться под стенами Константинополя.

Россия отдалялась от союза с Пруссией. Если до присоединения Крыма Австрия желала сближения с Россией, то теперь, как считали Сен-При и Сегюр, «только в Вене можно спасти Турцию» [14]. Императрица Екатерина II отвергла идею тройственного союза (Россия, Пруссия, Турция) и предпочла ему союз с Австрией, заключенный путем обмена письмами от 21 и 24 мая 1781 года.

С 1775 до 1792 года британским послом в Константинополе был сэр Роберт Энсли, который пользовался большим расположением султана Абдул Ахмета IV. В 1784 году он отправил в Крым своего агента Д. Грея, который посетил Севастополь, Херсон и другие города полуострова. По его словам, Херсон, будучи основан всего шесть лет назад, уже насчитывает[47] 8—10 тысяч жителей, но, несмотря на это, не имеет будущего, ибо расположен вдали от моря. Севастополю, напротив, английский агент предрек быстрое развитие и обретение важного значения. В донесениях Грея и депешах Энсли сообщалось об успехах Франции в деле налаживания торговых связей с Крымом.

Представители семьи Воронцовых немало содействовали тому, что эта чудесная земля стала подлинной жемчужиной Российской империи. В 1786 году С.Р. Воронцову пришлось буквально спасать Крым от планировавшегося переселения туда в ссылку и на каторгу осужденных и «скитающихся по Лондону Арапов» [15]. Некий ирландец по имени Дилон явился к русскому дипломату с известием от принца Линя, которому Екатерина II якобы пожаловала в Крыму земли для использования с вышеозначенной целью. В ответ Воронцов заявил, что никакого приказа из Петербурга не получал и считает, что для империи подобная акция не нужна. Господин Дилон стал горячо убеждать его в ошибочности такого мнения. И русскому дипломату, потерявшему терпение, ничего не оставалось делать, как выпроводить визитера «с выражениями, кои дали ему восчувствовать неблагопристойность и наглость» его предложения [16]. Воронцов неоднократно предупреждал Петербург, что английское правительство награждает людей, которые вывозят «извергов» из Англии. Он считал, что плохо, если Европа узнает, какими «уродами» населяют Тавриду, где местных жителей придется охранять от разбойников, которые «обессилены будучи болезнями от распутной жизни, должны будут по привычке и необходимости питаться старыми ремеслами, то есть воровством и мошенничеством» [17]. По его мнению, не следует вместо запорожцев населять империю «Аглицкими и Арабскими гайдамаками». Энергичные представления С.Р. Воронцова имели успех – план заселения свободных российских территорий, в частности Крыма, английскими каторжниками не был приведен в действие.

В то время как торговые отношения Англии поддерживались укреплением России на Черном море и в Крыму, Франция стремилась наладить их, добившись от Турции покровительства своему флагу на Черном море.

С.Р. Воронцов внимательно изучал складывавшуюся в Европе политическую обстановку, тщательно анализировал доходившую до него информацию и прогнозировал ход дальнейших событий. Например, он отправил в Петербург депешу с просьбой не скрывать от Англии возможного союза России с Францией, чтобы Пруссия «не распускала слухи», осложняющие и без того непростые (из-за «вооруженного нейтралитета») русско-английские отношения. В конце ноября 1787 года в одном из писем к A.A. Безбородко он писал, что будущие опасности России не должны вырастать из ее современных отношений с отдельными европейскими государствами. Так, в случае передачи Хотина Австрии, если Россия через 15–20 лет начнет воевать с Турцией, то «Австрийцы будут <…> в спине нашей, когда мы пойдем в Молдавию. <…> Мы сильны сами собою и слабостию наших соседов; но если будут у нас такие, как Австрия, то мы видимо от сего потеряем» [18].

Горячность Воронцова нередко проявлялась даже в его дипломатических посланиях на родину. Он с трудом сдерживал эмоции, когда речь шла о безопасности Отечества и о положении армии. Его беспокоило, что в русской армии много офицеров, мечтающих только о наживе и которые в течение двенадцати мирных лет думали не о боевой подготовке, а об «одеждах и прикрасах», и при этом дали «пехоте штаны, в коих в жаре большие марши делать не можно». Он не был согласен с увеличением численности кавалерии, считая, что именно русская пехота принесла большинство побед в прошедших войнах. По его мнению, 17 миллионов, которые тратит Россия на содержание своих войск, слишком большая цена за «дурную армию, когда имеем все способы иметь дешевле самую лутчую в свете!» [19].

Будучи на дипломатической службе, Семен Романович Воронцов оставался в душе русским офицером, учеником П.А. Румянцева и A.B. Суворова, мечтавшим в юности о блестящей военной карьере. Но дипломатические сражения не в меньшей степени, чем военные, требовали выдержки, решительности, умения