Читать книгу "Белые терема - Владимир Константинович Арро"

мантеле, при кашне — таким и представлял его себе Ванька.

«Растяпистый! — подумал он. — Даже очереди не мог занять как следует. А может быть, подойти?..»

Но он не стал подходить, знал, что сразу начнутся расспросы, как с Цыганом в прошлом году. А новый учитель, видно по всему, разговорчив.

Ванька сел на траву неподалеку от всех, вынул из кармана огурец и стал есть. Но глаз с учителя не спускал. А тот со всеми поговорил, все посмотрел и теперь прохаживался вдоль дороги. «Скучает, видно, учитель, — подумал Ванька. — Обижается, что остался крайним. Боится, что не сядет в автобус. И не знает, что я ему очередь-то держу». И, волнуясь, решив быть как можно строже, он подошел к учителю.

— Здравствуйте. Очередь-то я вам занял.

— Да ну!

— Вчера вечером приехал. Всю ночь у столбика стоял.

— Вот так сюрприз! — обрадовался учитель. — А ты, собственно, это зачем?

— Как зачем? Встречаю.

— Кого?

— Да вас…

— А кто послал тебя?

— Да директор.

— Ай да молодчага! Вот спасибо! Умница твой директор. И ты парень хоть куда. А как тебя зовут?

— Иваном…

— Ага, адъютант, значит. Или, может, сынок?

Ванька затосковал: «Начинается. Теперь пойдет в душу лезть». И подумал, что не надо было подходить, пока не придет автобус.

— Вот что, — сказал учитель. — Минут двадцать еще у нас есть?

— Может, и больше. А что?

— Давай-ка, пошли!..

— Куда?

— Позавтракаем. Буфет уже открылся, я узнавал.

— Не хочу я, — сказал Ванька, а про себя отметил: «Скорый насчет буфета! Плохой это сигнал…»

— Это ты брось, — сказал учитель и чуть не силой потащил Ваньку к станции.

Взял он ему сардельки с макаронами и молоко. А себе пива. Все спрашивал ножичек, но его в буфете не оказалось. Тогда Ванька, едва сдерживая презрение, подал ему свой, складной.

— Ну, и много к вам народу из города ездит? — спросил учитель.

— Много… Каждый год.

— Красивые у вас места.

— Красивые… — ухмыльнулся Ванька. — Цыган тоже так сначала говорил…

— Ну, — удивился учитель.

— Ага. Все ходил по лесу и песни пел.

— Кто такой, артист?

— Нет, учитель.

— Ну и чего?

— А ничего, драпанул…

Учитель покачал головой:

— Цыгане, знаешь, одного места не любят…

— Да нет, это прозвище мы ему дали за черноту. А с ним трясогузка была. Все песок из туфлей вытряхивала. Вот глядите: эх, французка-трясогузка, каблук тонкий, юбка узка!

Учитель засмеялся.

— Сам сочинил?

— Это Лабутин.

И Ванька застыдился вдруг того, что так много уже рассказал. Он и сам не понимал, как это вышло.

— А отчего ж бегут учителя? Шалите, наверное, много?

«Вот придумал», — возмутился Ванька. А вслух сказал сухо:

— Земли боитесь!

— Чего?

— Ну, грязи, по-вашему.

— Это ты с чего взял?

— Отец говорил.

Учитель засмеялся, мотая головой.

— Вот это схвачено! Значит, говоришь, боимся земли? Да вы с отцом просто мудрецы!

— Ладно, — сказал Ванька. — Мне надо идти очередь держать. А вы, глядите, не опоздайте.

И уже от двери добавил:

— Вы не думайте, как приедем, денежки-то за макароны я вам отдам…

В автобусе учитель говорил мало и совсем не смеялся. Все только качал головой и вздыхал:

— Места-то какие!.. Ах, места!..

Потом он расстегнул свой портфель и стал просматривать какие-то бумаги.

— А обратно автобусы когда идут? — вдруг спросил он Ваньку.

— Как обратно! А вам на что?

— Так не зимовать же у вас, — сказал учитель.

— Вот те и на, — пробормотал Ванька. — А кто ж нас будет учить?

— Не знаю, брат ты мой! Откровенно говорю: не знаю. Вот проверю лесозавод, все сойдется, так сегодня и домой. Служба у меня такая. Постой, да ты за учителя меня что ли принял? А я-то ведь ревизор! Бухгалтер-ревизор! Ах ты, горе мое луковое… И вовсе не в школу я, а на лесозавод…

Но Ванька уже не слушал его, вскочил, зашарил глазами по автобусу, выискивая того, кого должен был встретить… Хотел было крикнуть на весь автобус: «Да кто ж это в конце концов будет нас учить?»

Но сосед его спокойно спросил:

— Граждане, кто здесь едет на работу в школу?

Все обернулись. С переднего места встала девушка:

— Я… А что?

— Идите сюда. Вас здесь встречают и очень ждут. А я сяду на ваше место.

Ванька посторонился, пропуская девушку к окну. Он стыдился глаза поднять на людей, а все, как назло, смотрели в их сторону.

— Ну, здравствуй, — сказала она. — Тебя как зовут?

«Ну вот, — тоскливо подумал Ванька. — Теперь все начнется сначала».

ВБИВАНИЕ ГВОЗДЕЙ

«Тук-тук-тук!» — стучал я.

«Тук-тук-тук!» — стучал Ванька Генеральский.

А она говорила:

— Вот сюда еще гвоздик!.. И сюда. Здесь будет висеть портрет Маяковского, а здесь…

— Варить-то в чем будете? — спросил Ванька. — Я пару чугунков могу от матери притащить.

Она строго сказала:

— Думаю, что обойдусь. У меня с собой есть кофейник. — И спросила меня потихоньку. — Вы еще морально-этические беседы с ними не начинали?

— Нет, — сказал я и полез на стремянку удлинять шнур. — Я ведь всего неделю как приехал.

Тут внесли железную кровать. Лабутин, пятясь задом, спросил:

— Эмилия Борисовна, куда ставить?

Она кивнула:

— А вот туда.

— Нельзя туда, — сказал Генеральский. — Там дуть будет от окна. А надо сюда вот, ногами к печке.

— Нет-нет! — сказала она. — Я не люблю, когда жарко. — А мне шепнула: — Боже, до чего практичны!

Генеральский строго застучал молотком.

Солнце косо проникало в комнату и ложилось параллелограммами на мытый пол. Когда всё расставили, развесили, разложили, голоса наши перестали отдаваться звоном в стенах и потолке.

— Ну, вот, ничего теперь, — сказал Генеральский. — Гардины повесите, и можно жить…

— Девчонки клюквы вам насобирают, — сказал Лабутин. — А мы дрова будем таскать.

Они стояли, неловко опустив руки, не зная, нужно ли еще что делать или уходить.

— Картошку в колхозе не покупайте, — посоветовал Генеральский. — Мы вот интернатскую выкопаем, отдадим вам подешевле.

Лабутин добавил:

— Капустки можно на зиму засолить, грибков…

Учительница засмеялась.

— Да вы что, ребята! — Ведь это целое хозяйство. До чего смешные! Еще козу, скажете, завести?

Генеральский отвернулся и стал смотреть в окно, а одной ногой постукивать по полу: «тук-тук-тук».

А она в это время ставила на стол рябиновый букет.

— Козу не козу, — сказал Лабутин, — а солонинки на зиму надо…

— Ты скажешь! Думаешь, не будет у меня зимой других забот? И вообще я, ребята, против того, чтобы учитель имел хозяйство. — Она посмотрела на меня: — А вы?

— Я за коммуну, — ответил я со стремянки. — За учительскую коммуну.

«Тук-тук-тук», — стучал Ванька Генеральский.

— И за детскую. Я — за всеобщую коммуну, — сказал я с высоты.

— Знаем, — сказал Генеральский, не отрываясь от