Читать книгу "Терапия памяти - Марина Крамер"

– Мне плеснули в лицо кислотой.

– Круто, – аккуратно снимая повязку, сказал муж. – Фанаты или завистники?

– Не знаю… я даже толком не рассмотрела, кто это был… ой…

– Больно?

– Д-да…

– Ну, ожог не особенно глубокий, – произнес Матвей, внимательно осматривая рану. – Посмотрите, Аделина Эдуардовна.

Я надела маску и наклонилась из-за плеча Матвея, рассматривая раневую поверхность. Она была довольно большой по площади, но не глубокой. И что-то в этой ране мне не понравилось, собственно, как, видимо, и Матвею, потому он и предложил мне посмотреть ближе.

– Видите? – он направил «зайчик» рефлектора на рану.

– Да… площадь большая, но глубина незначительная… интересный ожог. Не рассмотрели, из чего в вас плеснули?

– Н-нет… это так быстро произошло… всего пара секунд – и все, страшная боль, я даже сознание потеряла…

– Кто вам помощь оказывал?

– Сама… никого не было, я пришла в себя и постаралась смыть все с лица водой из бутылки… к лицу не прикасалась, просто поливала… – сбивчиво рассказывала клиентка, то и дело морща здоровую часть лица и облизывая губы.

Она переводила взгляд с меня на Матвея и обратно, словно искала поддержки.

– Хорошо… а потом? Вы ведь обратились за медицинской помощью?

– Да… вызвала «Скорую»…

– А полицию?

– Полиция на следующий день приехала… но я ничего не смогла вспомнить, я даже не поняла, мужчина это был или женщина…

– И вас даже не госпитализировали? Ведь такой ожог – прямая дорога в ожоговый центр, – накладывая новую повязку, спросил Матвей.

– Вы понимаете… мне не нужна огласка, я же актриса… только-только сериал закончили, а тут… я ведь без работы останусь…

– Мне казалось, в вашей среде в последнее время модно подогревать интерес к себе и своему творчеству любыми способами, – сказала я, отходя к столу и снимая маску.

– Это дело вкуса… я, например, не хочу такой славы. Меня потому и заинтересовала ваша клиника, что она далеко, и в ней гарантируют спокойствие и отсутствие журналистов с камерами.

– Ну, с этим у нас все обстоит строго. На территорию без пропуска не попасть, пропуск можете заказать только вы и только на конкретных людей. Кстати, вашему агенту пропуск нужен?

– Арише? Нет, она улетит завтра утренним рейсом. Посетителей у меня не будет. Но… я могла бы попросить разрешения все-таки носить парик? – каким-то жалким тоном спросила Шелест.

– Как вам будет угодно. Но вы увидите, что здесь никто друг другу в лица не вглядывается.

– Вы не понимаете… – вздохнула она. – Я актриса, причем актриса довольно известная… даже с перевязанной половиной лица меня могут узнать… не хочу, чтобы кто-то вообще это обсуждал.

– Я же сказала – дело ваше, можете носить парик, можете просить обслуживание в палату – у нас это практикуется.

– Спасибо, – с облегчением выдохнула Шелест.

– Значит, поступим следующим образом. Раз уж вы здесь, не вижу смысла возвращаться в город – тем более ваша агент, вы сказали, улетает завтра утренним рейсом. Она может пробыть здесь до вечера, но после семи должна покинуть территорию клиники. Вас сейчас определят в палату, а завтра после обхода мы вам предложим план лечения. Оперировать вас будет доктор Мажаров. – Сказав это, я заметила гримасу недовольства на лице Матвея, но решения менять не собиралась – оперировать эту мутную даму будет он, я и так загружена, на этой неделе пять операций, на следующей – семь, из них четверо – дети, а это дополнительные сложности. Так что приводить в божеский вид лицо этой известной актрисы придется Матвею.

Кстати, надо глянуть, как она выглядела до случившегося, чтобы понимать, с чем будем иметь дело.

Шелест кивнула, потянулась рукой к парику:

– Арише можно будет со мной в палату пройти?

– Можно. Но в семь вечера она должна стоять за шлагбаумом, медсестру я предупрежу. Всего хорошего, Регина… как вас по отчеству?

– Владиславовна.

– Значит, Регина Владиславовна. Завтра увидимся на обходе. Матвей Иванович, вы оформите бумаги?

– Да. Мне нужно минут тридцать.

Я вышла из смотровой, спиной чувствуя недовольство мужа. Странно, с чего бы он так не хотел брать эту Шелест? Похоже, меня ждет непростой разговор дома…

Сидевшая на диване в холле агент актрисы вскочила и кинулась ко мне, едва я показалась из коридора, где находились смотровые.

– Доктор, что вы скажете?

– А что вы хотите услышать?

– Вы сможете вернуть Регине лицо?

Я поморщилась.

– Не надо преувеличивать масштабы. Предстоит пересадка кожи, только и всего. Раны неглубокие, хоть площадь и большая. Скажите, Арина, вы знаете, при каких обстоятельствах Регина получила эту травму?

– На нее напали, когда она возвращалась домой. Регина живет за городом, ездит туда на машине… видимо, тот, кто на нее напал, как-то проник на территорию ее коттеджа.

– Погодите… то есть ее облили кислотой во дворе? Не в доме?

– Кажется, нет… Регина сказала, что потеряла сознание, а когда пришла в себя, то смогла смыть кислоту водой из бутылки – у нее всегда в машине есть пара бутылок с водой, она следит за питанием и соблюдает водный режим.

«Очень странно… если Шелест потеряла сознание, то кислота оставалась на лице довольно долго – ровно столько, сколько актриса пробыла в отключке плюс время, чтобы взять бутылку из машины. Ожоги должны быть куда глубже».

– Что-то не так? – обеспокоенно спросила агент, и я помотала головой.

– Нет-нет, это я так… вы не волнуйтесь, все с вашей подопечной будет в порядке. Скажите, Арина, а полицейские осматривали место происшествия? Нашли что-то?

– Понимаете… – она замялась, оглянулась по сторонам и, понизив голос, проговорила: – Я постаралась замять это дело… ну, Регина не хотела, чтобы было расследование… она так и написала, что не помнит нападавшего, не сможет его узнать…

– И дело не возбудили?

– Нет…

– Понятно. Ладно, это меня не касается. Лицо мы ей поправим, – еще раз сказала я. – Вы можете пробыть здесь до вечера, я объяснила правила госпоже Шелест.

– Спасибо.

– Это дяде своему скажете, мне пока не за что.

С территории клиники мы с Матвеем выехали в гробовом молчании. Напряженность повисла в салоне и стала настолько осязаемой, что мне казалось – могу ее потрогать.

Матвей был ощутимо зол, его брови сошлись к переносице, а лоб перерезала вертикальная морщина – так бывало всегда, если Мажаров сердился.

– Что я сделала не так? – не выдержав, спросила я, развернувшись, чтобы видеть его реакцию.