Читать книгу "Как мы принимаем решения - Роберт Л. Диленшнайдер"

Визель был серьёзным и обаятельным мужчиной. Известно, что он был хорошим человеком, решительно настроенным на достижение своих целей.

В конце 2008 года Берни Мейдофф совершил грандиозное финансовое мошенничество. Среди тысяч его жертв оказался Эли Визель. Каждый доллар, вложенный в предприятие Мейдоффа, был потерян; в случае Визеля сумма составляла около $15 миллионов из его фонда и дополнительно огромную сумму личных средств. В целом афера Мейдоффа насчитывала $65 миллиардов.

Я позвонил Визелю. Мы обсудили, как он теоретически мог восстановиться после своего неудачного решения доверить все финансы Мейдоффу. Вместе с другими единомышленниками мы разработали план, как с помощью жертвователей, больших и маленьких, называвших и не называвших свои имена, возместить потери Визеля до последнего доллара. Их щедрость дала возможность Визелю продолжать работу в течение ещё восьми лет, вплоть до его смерти.

В интервью после провала Мейдоффа Визель говорил о прощении, которого он решительно не предлагал. Цитируя CNN, он почти вызывающе сказал:

Могу ли я простить его? Нет. Простить в первую очередь значило бы, что он встанет на колени и попросит прощения. Он этого не сделает… В этом человеке есть бесчеловечность…

Визель так говорил о подходящем наказании для Мейдоффа в той же статье CNN:

Я бы хотел, чтобы его поместили в одиночную камеру с экраном, и на этом экране… каждый день и каждую ночь сменялись бы изображения его жертв, одно за другим, чтобы постоянно твердилось: «Смотри, смотри, что ты сделал с этой несчастной женщиной, смотри, что ты сделал с этим ребёнком, смотри, что ты сделал… чтобы у него в течение многих лет не было возможности избежать этих лиц. Это только минимальное наказание.

Мы знаем о «кризисе» на нашей южной границе из-за решения правительства США отделить тысячи детей от их родителей и семей. Дети содержатся под стражей в палаточных городках, лагерях.

Их родители считали Соединённые Штаты безопасным местом и искали там убежища – легально или же нарушив закон. И тем не менее то же самое правительство, которое от имени американцев освободило узников гитлеровских лагерей, усугубляет растущий иммигрантский кошмар. Разве это не делается так же и от нашего имени? Что бы об этом сказал Визель? Решил бы он высказаться?

Многие люди, включая психологов и социальных работников, понимающих, какой серьёзный ущерб наносится психике маленьких детей, некоторые из которых даже не достигли школьного возраста, участвуют в проведении этой политики. Как будут выживать и преуспевать эти дети? Визелю, должно быть, был нанесён аналогичный психологический ущерб. Почему его не сломил опыт пребывания в лагерях смерти? Разумеется, это наложило на него свой отпечаток, но таким образом, что позволило ему стать «красноречивым свидетелем… который запечатлел память о Холокосте в мировом сознании», как написал журналист Джозеф Бергер в некрологе Визеля в The New York Times 2 июля 2016 года.

Мне вспоминается ещё один еврейский подросток, чье детство пришлось на середину 1940-х в Европе: голландская девочка Анна Франк. Она родилась в июне 1929 года. Как известно всему миру, ее семья и несколько друзей провели вместе целых два года, начиная с лета 1942 года, скрываясь на тесном двухкомнатном чердаке, который они называли «секретным флигелем». По сути, они обрекли себя на это заточение собственным решением не бежать из родного Амстердама, когда над ним нависла угроза нацистской оккупации. В августе 1944 года акт предательства привлёк к «флигелю» внимание гестапо. Члены бесстрашной группы были насильно отправлены в разные концентрационные лагеря. Анна оказалась в Вестербруке в Голландии, а затем в Освенциме и Берген-Бельзене, где она умерла в марте 1945 года от тифа, поразившего лагерь. Ей было неполных шестнадцать лет.

В течение времени, проведённого на тайном чердаке, Анна доверялась своему «другу» Китти – имя, которое она дала дневнику, – настолько честно, как это делает любая девочка-подросток, живущая где угодно. Все закончилось с приходом гестапо. После войны её отец Отто, единственный выживший из семьи, нашёл и опубликовал «Дневник Анны Франк». Эта книга, как и «Ночь», даёт нам представление об убитой нацистами невинности – о жестокости, общей для всех геноцидов.

Помните маленького Эли и его отца в лагерях? Динамика их отношений завершилась – давайте взглянем на это так же прямо, как сделал Эли – его предательством собственного отца. Когда я впервые прочитал «Ночь», то был слишком молод, чтобы осознать её глубину. Но, несмотря на это, тогда меня взволновали действия Эли и волнуют до сих пор. Я тоже сын и отец сыновей. Эли видел в лагерях и других, кто, как и он, повернулся спиной к своим родителям из-за той же самой потери человеческого достоинства. Были ли их действия осознанными решениями? Интересно, будет ли моя реакция созвучна с реакцией остальных.

Мне также интересно, откликается ли схожим образом история Анны. В тепличной атмосфере убежища Анна (которой от тринадцати до пятнадцати лет) постоянно переживала разногласия с матерью, а зачастую и со всеми остальными. (Она подросток!) Свои страдания – часто в витиеватых выражениях – она доверяла дневнику-Китти. Например:

Ужасные слова, насмешливые взгляды и обвинения, которые постоянно, каждый день летят в меня, как стрелы из туго натянутого лука, и находят свою цель: их так трудно извлечь из моего тела.

Мы почти видим, как она закатывает глаза, когда пишет это и всё остальное. (Она подросток!) Но в отличие от Анны и её матери, которые никогда этого не узнают, мы в курсе, чем всё закончится. Узнает это и её отец, и я представляю, как болела его душа, когда он читал слова дочери после гибели семьи. Однако он согласился на публикацию. Многие женщины говорили, что ощущали динамику отношений матери и дочери, которые никогда не исправить, когда читали «Дневник».

Эли Визелю была дарована возможность выжить, и он решил стать свидетелем. Так он изменил мир. Он начал с «Ночи» и продолжал до конца своей долгой жизни; ему исполнилось восемьдесят семь, когда он умер. Мне кажется, что он отважно пытался преодолеть то, что случилось с ним в семнадцать лет. «Ночь» заканчивается так:

Однажды я смог встать, собрав все силы. Я хотел увидеть себя в зеркале, висящем на противоположной стене. Я не видел себя со времён гетто. Из глубины зеркала на меня смотрел труп. Я никогда не забуду взгляд его глаз, вперившихся в мои.

Анне Франк не было даровано такой возможности. Её трагедия в том, что она не исполнила того, к чему стремилась, как стремится любой человек в юном возрасте. Она обращалась к Китти:

Я так сбита с толку, что либо плачу, либо смеюсь: это зависит от того, в каком я настроении. Затем я засыпаю с глупыми мечтами о том, чтобы стать другой, не такой, какая есть или какой хочу быть; возможно, вести себя не так, как я хочу себя вести или как веду.

О, Боже, теперь я и тебя втянула в эту путаницу.