Читать книгу "Выгон - Эми Липтрот"

На следующий день фермеры просто не могли не попробовать спуститься по скалам тем же маршрутом, по которому рыбаки поднялись. Я наблюдала за своим длинноногим папой: он полез первым, забрался в лодку, помог другим. Мы задержали дыхание, надеясь, что лодка не накренится под их весом, а потом они на несколько минут скрылись в рубке. Когда они вышли оттуда, я была уверена, хоть и не могла как следует разглядеть издалека, что они сияют от счастья, а руки им оттягивает компьютерное оборудование.

На следующие несколько дней один из коровников превратился в выставочный зал с электронным оборудованием для навигации и рыбной ловли, и рыбаки со всего Оркнейского архипелага приходили туда – просто посмотреть или что-то приобрести, а работа на ферме меж тем шла своим чередом. Фермеры договорились со страховой компанией и заплатили ей пять сотен фунтов за возможность продать всё, что было на лодке, включая улов. Вложение многократно окупилось.

Через несколько дней поднялся сильный ветер, и лодка упала со своего «насеста». Ночью бурные волны отнесли ее к скалам, где она и разбилась, и лишь маленькие обломки качались на волнах, пока их не отнесло в узкий залив.

Теперь, почти двадцать лет спустя, я, совсем как эта лодка, была в шатком положении. Всё более явственным становилось различие между днями, когда я старалась поддерживать какой-то имидж, и ночами, когда втайне давала себе волю. Разрыв усугублялся. Мне так сложно было удерживать маску, что болела спина, и я нервно крутила самокрутки, чтобы чем-то занять руки. Я попала в опасный замкнутый круг: теперь я осознанно напивалась именно для того, чтобы перестать испытывать стыд за пьяные проделки вчерашней ночи.

Обычно в съемных квартирах ничего ужасного или скандального я не вытворяла, скорее, вела себя глупо и раздражала соседей. К примеру, я могла устроить беспорядок, решив приготовить что-нибудь поздно ночью по пьяни, могла съесть чужую еду, потому что своей вечно не хватало, частенько пила чужой алкоголь, а потом ставила другие бутылки взамен опустошенных, просила в долг десять-двадцать фунтов до зарплаты, отправлялась в магазин за спиртным, а потом незаметно проскальзывала обратно в комнату, тихонько закрывала дверь и сразу открывала окно.

В ящик для перерабатываемых отходов я выбрасывала лишь символическое количество бутылок и банок, остальные складывала в хозяйственную сумку и вытряхивала потом в мусорный бак на улице. Я выходила из дома, позвякивая и попахивая перегаром. На дне гардероба у меня стояли пустые бутылки, вдоль плинтуса выстроились пустые банки.

Мое поведение всем доставляло неудобства. То я неожиданно начинала шуметь, то тусовалась с незнакомцами по ночам в середине недели и приводила домой мужчин, то оставляла сумочку за входной дверью, то разбрасывала вещи на лестнице. И всё это перемежалось депрессивным похмельем, когда я целыми днями валялась в кровати.

Я вечно пребывала в отвратительном состоянии, но, возможно, другие не понимали, что я это делаю не нарочно. Я помню людей, которые осмелились поговорить со мной о моих проблемах с алкоголем, и уважаю их за это. Обычно я кивала и плакала, а после разрыва с ним постоянно жалела и оправдывала себя. «Не зря ты обо мне беспокоишься, – говорила я. – Мне больно». Он бросил меня из-за моего пьянства, так что теперь я разрешила себе пить вволю.

И всё же я окончательно утратила контроль над собой не из-за разрыва, хотя и использовала его как оправдание. Как-то раз, когда мы всё еще жили вместе с бойфрендом, я отправилась на день рождения друга в бар в центре Лондона. Примерно через час, выпив пару порций, я откланялась, сославшись то ли на усталость, то ли на болезнь, то ли на необходимость поработать дома. Но на самом деле я спешила домой, чтобы пить там в одиночестве, ведь за наш столик в баре новые напитки приносили не так часто, как мне хотелось бы. В тот вечер я предпочла алкоголь друзьям и перешла черту. После этого я всё быстрее и быстрее пересекала черту за чертой, неизменно выбирая алкоголь, несмотря на предупреждения начальства, врачей, семьи и правоохранительных органов.

Хотела бы я, чтобы мое прошлое, все эмоции и неконтролируемые порывы можно было обнулить, нажав на кнопку, чтобы можно было забыть всё, что я потеряла, думала я, лежа в постели и слушая доносившиеся с улицы крики и рев музыки. Я планировала вернуться к жизни, опять открывать электронную почту с утра пораньше, прийти в форму, постричься как-нибудь радикально, начать печатать слова, которые спасут меня. Но ничего этого не происходило. Я оставалась на месте.

Валяясь в кровати навеселе, я мечтала поговорить с ним и шептала вслух: «Я свет, который сияет в ночи над городом лишь для тебя. Пусть тебе всегда будет тепло, пусть ты будешь в безопасности, куда бы ты ни шел».

Все начали понимать, что от меня одни проблемы. Меня перестали звать на вечеринки. Я стала обузой, плаксой. А сама я осознала, что влипла, после той субботы. Все свидетели происшествия в пабе, услышав грохот и крики девчонки, решили, что это я швырнула бутылку ей в голову, но на самом деле всё было не так. Я просто кинула бутылку вниз, под стол, а она отрикошетила и попала в ни в чем не повинную девушку, которая начала визжать. Как я поняла, это тонкое различие уже никого не интересовало.

Не раз я осознавала, что проблемы существуют, и исполнялась решимостью их преодолеть. Я несколько раз ходила на встречи Анонимных Алкоголиков. Как-то раз, сидя на ступеньках церкви после встречи в Холборне, потягивая молочный коктейль и глядя на проезжающие мимо прокатные велосипеды, я ощутила неожиданный прилив спокойствия, но уже вскоре, на выходных, опять ушла в отрыв, пила с двух дня до двух ночи, лазила по стенам. Как-то ночью я танцевала стриптиз дома у незнакомого мужчины. Так я справлялась с душевной болью.

В течение одного лишь месяца мне пришлось дважды побывать в суде: сначала как обвиняемой, потом как жертве. Раньше я в суде бывала лишь в качестве репортера.

Врач направил меня к психологу-консультанту, и я начала ходить на дневные сеансы по пятницам. Консультант велела мне вести «дневник выпивки», я пообещала сократить употребление алкоголя. После первого сеанса я пошла в магазин и действительно купила лишь две баночки, но уже через полчаса вернулась за добавкой. Я никогда не могла ограничиться двумя баночками, хоть и обещала себе это сотни раз. Ночами я пила одна в спальне, желающих общаться со мной находилось всё меньше, я куковала на очередной невнятной работе. Я думала, что, раз уж я теперь одиночка, это отличная возможность «устраивать званые обеды» и «показывать портфолио редакторам», а в итоге плакала в кабинетах врачей и каждое утро чувствовала себя всё хуже, обнаруживая на теле новые загадочные синяки.

Какая-то часть меня наслаждалась всеми этими дикими прогулками по Лондону, поездками в полном одиночестве на верхнем этаже автобуса с банкой лагера, но под вечер, когда я сидела в одиночестве и изо рта у меня текла слюна, обычно бывало уже не так весело. Я никогда не опускалась окончательно, всегда старалась как-то функционировать на работе, хорошо питаться, продолжать общаться с людьми, держаться на плаву, но все эти попытки сохранять баланс и сглаживать острые углы были болезненны и мучительны.