Читать книгу "Битвы божьих коровок - Виктория Платова"

Пацюк не выдержал и улыбнулся: надо же, какая лапотнаяневинность! Даже обручальное кольцо от нее не спасает!

— Не обращайте внимания, Настя. Выкладывайте вашуновость.

Настя поерзала на стуле, чудовищно изогнулась и нашланаконец выгодный ракурс: теперь в поле ее зрения оставался только Пацюк снедоеденной тарелкой “пелло”.

— Я перебирала вещи брата…

Что ж, вполне почтенное занятие, подумал стажер, перетираячелюстями огрызки ананасов. Как раз в ключе рачительной хозяйки: ни одназапонка не должна закатиться, ни одна пуговица не должна потеряться, даже ниткаот пуговицы не имеет права пропасть. Таких рачительных хозяек из глубинки нужноприглашать на должность служебно-разыскных собак. Ничто от них не укроется.

— Я перебирала вещи брата… И в его куртке нашла вотэто.

Она протянула Пацюку конверт. Тот вытер пальцы о брюки иосторожно достал листок.

"ЕСЛИ БУДЕШЬ ПРОДОЛЖАТЬ СОВАТЬ СВОЙ НОС В ЧУЖИЕ ДЕЛА,ТО ОЧЕНЬ СКОРО МОЖЕШЬ ЕГО ЛИШИТЬСЯ”.

Пока стажер изучал надпись, Настя не спускала с него глаз.

— Что скажете? — спросила наконец она.

Господи, ну что он мог сказать? Какого черта вы полезли втряпки, Анастасия Кирилловна? Или — занимались бы лучше сельским хозяйством,Анастасия Кирилловна? Или — заказали бы молебен по братцу, предали бы его землеи на этом успокоились? А у нас и без вашего повешенного шесть “висяков” наотделе. Так что не будем усугублять положение, дорогуша!

Но ничего подобного Пацюк не сказал. Напротив, поднатужилсяи придал своей физиономии сочувственно-заинтересованный вид.

— А вы что скажете, Настя?

— Я думаю, ему угрожали, — запинаясь на каждомслове, произнесла она. И сама ужаснулась произнесенному.

— Ну-у… Я бы не торопился трактовать записку именнотак.

— А как? Скажите, как еще ее можно трактовать? Емуугрожали, он чего-то боялся…

— Откуда вы знаете, что он чего-то боялся? Он сообщалвам об этом?

— Нет, но… Следователь говорил мне, что дверь в егоквартиру вскрывали. Что она была заперта на все замки. И на щеколду. Окно тожебыло закрыто. А телефонный шнур перерезан. Кирилл якобы сам его перерезал.

— Подождите… — Пацюк сморщил лоб, припоминаяоперативно-следственную тусню в квартире. Телефон Лангера действительно не работал. —А вы откуда мне звонили?

— Из автомата. Он там, на углу.

— Понятно.

— Ему угрожали, — снова повторила Настя.

— Ну хорошо. Допустим. А надпись на стекле? А рисункина стенах? Вы думаете, это тоже как-то связано с угрозами?

Несчастная сестра сникла.

А Пацюк торжествующе доел последний кусок свинины. Попалась,дамочка! Ничтоже сумняшеся хотела повести следствие по кривой дорожке, прямикомк статье 110 УК РФ, как сказал бы следователь Забелин.

Доведение до самоубийства. Наказывается лишением свободы насрок от трех до пяти лет.

Но ничего не выйдет. Дело закрыто. И теперь совершенно неважно, то ли божьи коровки привели парнишку к подметному письмецу, то липодметное письмецо вызвало к жизни божьих коровок. Факт остается фактом: КиршиЛангер сам наложил на себя руки.

— Ему угрожали… — в который раз повторила Настя.

— И поэтому он разбил аппаратуру в доме, — мягконапомнил ей Пацюк. — Никуда не выходил на протяжении нескольких дней иразрисовывал стены…

— А вы откуда знаете? Про несколько дней?

— Его подруга дала показания. Сказала, что не виделаего какое-то время. На телефонные звонки он не отвечал. На звонки в дверь —тоже.

Настя подперла ладонью подбородок и задумалась.

— А почему она обратилась в милицию?

— Не понял? — Теперь уже Пацюк поставил подбородокна ладонь.

— Что же тут непонятного? Ведь прошло-то всегонесколько дней. Человек мог просто уехать к друзьям. Или еще что-нибудь… А онасразу побежала в милицию… Они ведь не были мужем и женой, правда?

Пацюка передернуло: только этого не хватало. Женщина,подобная Мицуко, не должна принадлежать никому, она не создана для яичниц поутрам, стеганого халата и вялых супружеских поцелуев в щеку.

— Нет, мужем и женой они не были.

— А она тем не менее обратилась в милицию. Значит,подозревала, что, может, не все в порядке. Я права?

— Увы, — Пацюк развел руками. — Если она иподозревала, то совсем другое.

— Что же?

Пацюк выразительно повертел пальцем у виска.

— Вы понимаете? Девушка стала замечать, что в последнеевремя с вашим братом начало твориться что-то неладное.

На глазах несчастной Насти выступили слезы, и стажервыругался про себя: не стоило ему усугублять страдания родственницы. Но спустянесколько секунд разразилась настоящая гроза: то, что он вначале принял закроткие слезы отчаяния, на самом деле оказалось слезами ярости. Да, именно так:Настю душила ярость.

— Я никогда не поверю в то, что мой брат былсумасшедшим…

— Зачем же такие крайности? Возможно, это была всеголишь глубокая депрессия… А в такие минуты человек способен на все. И потом:пограничные состояния, они характерны для нашего времени. Вот взять, к примеру,вас. Разве вы всегда пребываете в хорошем расположении духа?

Ответ крестьянки оказался достойным книжки “Практическаяпсихология”.

— Мне некогда пребывать в расположении духа. Ни вхорошем, ни в плохом. У меня пять коз, парники, сад и виноградник. А еще муж исын. Я хочу поговорить с этой девушкой.

Ну наконец-то! Лед тронулся, господа присяжные заседатели!Пацюк не выдержал и расплылся в дурацкой улыбке.

— Думаю, это можно устроить.

— Прямо сегодня.

— Хорошо.

— Тогда пойдемте отсюда.

Оставив в “Камасутре” 169 рублей 45 копеек, Пацюк и Настявышли из кафе.

— Вас подвезти к дому? — вежливо спросил стажер.

— Нет. Я просто хочу понять… Вы разговаривали только сэтой девушкой? Не нашли никого из его знакомых? Я видела его записную книжку,там есть несколько телефонов…

Пацюк хмыкнул и принялся терзать переключатель “дворников”.Хотя не было никакого намека на дождь.

Чертова баба, кажется, он ее недооценил! Но разве можно былопредположить в этой белобрысой, изуродованной полевым загаром простушке такуюнедеревенскую хватку? Еще вчера она была совсем другой: кроткой, как овца, иплаксивой, как латиноамериканский сериал. Впрочем, и представления о жизни былиу нее вполне латиноамериканские: в родной семье все должны быть физически идушевно здоровы. Никакого намека на шизофрению, параноический бред или заячьюгубу. Максимум, что можно себе позволить, — это временная амнезия и такаяже временная потеря ребенка. Но к концу повествования память обязательно должнавернуться, а возлюбленное чадо — найтись…