Читать книгу "Сладкие разборки - Светлана Алешина"

Я позвонила в нее и очень удивилась тому, что мне открыли сразу же, будто ждали. В возникшей на пороге женщине я с трудом узнала Анжелу. Нет, она не постарела, уж во всяком случае не подурнела, прошедшие годы не сделали ее безобразной, не наложили отпечатка на лицо. Скорее напротив, прежде просто симпатичная девичья мордашка приобрела зрелость, расцвела, стала по-настоящему красивой, как отличаются первые теплые, вот-вот вновь готовые сорваться в непогоду весенние деньки от солнечных и знойных дней середины лета. Вместо прежней челки — новая, фантастическая прическа: всклокоченные, вздыбленные золотистые волосы — помнится, прежде они были русыми. А накрашена-то, господи! Я думала, что только на телевидении перед эфиром мы так ярко малюем щеки румянами, губы — фиолетовой с блеском помадой, глаза красим сине-зеленого, трупного цвета тушью… Оказалось, в реальной жизни так тоже красятся, это, конечно, дело вкуса…

— Ирина? — Анжелка посмотрела на меня очень удивленно и несколько разочарованно, будто, открывая дверь, ожидала увидеть кого-то другого. Вместе с тем чувствовалось, что мое лицо, мой вид не был для нее сюрпризом, не возникло проблемы гадать, кто же я такая. «Ах, ну да! — вдруг сообразила я. — Она же смотрит мою программу, и мое лицо ей хорошо знакомо по телеэкрану. Что ж, это еще одно, косвенное свидетельство моей популярности».

— Ну, проходи. — И Анжелка посторонилась, пропуская меня в квартиру.

Мы остановились в прихожей, Анжела закрыла входную дверь и посмотрела мне в глаза пристально и враждебно, будто спрашивая взглядом: «Ну и что тебе здесь надо?» Тут только я заметила, что Анжелка одета не по-домашнему, а как перед выходом на улицу, в шикарную — мне бы такую! куртку с десятком поблескивающих пуговиц, кнопок, застежек-"молний" на карманах и в полосатые, черно-белые — остро, обрезаться можно, — отутюженные брючки.

— Ты куда-то уходишь, да? — спросила я смущенно, чувствуя, что мой визит пришелся явно некстати.

— А-а, нет! — Анжелка небрежно пожала плечами. — Это я так, примеряла. Проходи, поболтаем. Спасибо, что зашла.

Я быстро сбросила туфли, сунула ноги в домашние тапочки, предложенные Анжел кой. Квартира была, несомненно, просторной, и площадь ее, выраженная в квадратных метрах, немалой. Но догадаться об этом можно было лишь с трудом: теснота вокруг была ужасающей. Вся квартира заставлена какими-то шкафами, этажерками, полочками, тумбочками, какими-то идиотскими журнальными столиками, не годными абсолютно ни для чего, кроме как для красоты. На этих полочках, тумбочках, этажерках располагались во множестве какие-то безделушки, статуэтки, сувениры и всякий такой, никому не нужный хлам, один вид которого в магазине вызывал у меня приступ тоски: ну зачем это все нужно! Однако Анжелка была явно из тех, кому этот хлам был нужен, кто его усиленно покупает, затрачивая при этом немалые деньги. Да, я видела, что моя подруга юности ничуть не изменилась за прошедшие годы, швыряя и соря деньгами точно так же, как и прежде.

Мы уселись на диван в большой комнате, той самой, где когда-то устроили новогоднее застолье. И стол был тот же самый, сложенный, он теперь стоял у стены, а на нем, в черной рамке, знакомая мне большая фотография Сучкова.

— Ты пришла по поводу его гибели? спросила Анжела, проследив мой взгляд.

Я молча кивнула.

— Ну что ж — очень мило с твоей стороны!

Возникла неловкая пауза, и я не могла отделаться от ощущения, что вся эта сцена фальшива от начала до конца. Глядя на Анжелку, я готова была поклясться, что она собирается куда-то уходить, но не одна, кого-то ждет. Этот костюмчик надела уж точно не для примерки: в нем явно уже не раз выходила на улицу — я отчетливо различила следы уличной пыли и на складках кожи куртки, и на брюках.

— И как ты теперь жить собираешься без него? — спросила я просто так, лишь бы только что-нибудь спросить.

В ответ Анжела беспечно пожала плечами:

— Да все так же — как и раньше жила. Мир не без добрых людей!

Хм.., довольно странная фраза из уст молодой вдовы. Что бы она могла означать?

— Однако ты не выглядишь убитой горем! — заметила я иронически.

— А что мне убиваться? — Анжела усмехнулась краешком губ. — Любить-то его я никогда не любила.

И замуж-то вышла главным образом из-за твоего Володьки, из зависти к тебе. Ну, мне сказали — предприниматель. Я думала, кучу денег будет зарабатывать, а он… — Анжелка скривила губы с досадой, посмотрела в сторону. — Ты глянь! — Она обвела комнату взглядом. —Разве так предприниматели живут?

Я подумала, что есть предприниматели, живущие и похуже, но из вежливости не стала возражать Анжелке.

— А куда же он деньги девал? — поинтересовалась я. — Может быть, у него свои тайные траты были?

— Ах, да какие траты? — Она презрительно скривила лицо. — У него их просто не было! Он их не умел зарабатывать вообще, вглухую, как и твой Лебедев. Только твой красивый, рослый, а мой, сама видишь, лысый коротышка…

Я внутренне содрогнулась: ничего себе, хороша эпитафия супруги после почти семи лет совместной жизни!

Я взглянула на фотографию Дмитрия: полное, круглое, с залысинами лицо смотрело, однако, умно и даже интеллигентно. Я вдруг вспомнила, как тогда, семь лет назад, смотрел он на свою жену по-собачьи преданным, готовым на все взглядом. И вот теперь — такие ее слова!

— Однако, — сказала я осторожно, ради тебя он мог бы постараться и побольше зарабатывать!

— Да ну. — Анжела презрительно махнула рукой. — Он был размазня, говорю тебе! Ни в жизни, ни в бизнесе ничего не смыслил, за себя постоять не умел, кто угодно мог его облапошить!

Я была немало удивлена услышанным.

— А в любви как он мне надоел, боже мой! — продолжала Анжелка все увлеченнее. — Представляешь, подойдет ко мне, сядет на диван, когда я лежу, отдыхаю, смотрит на меня пристально, в упор, глаз не сводит — это так неприятно! А то брался мне руки гладить и целовать — чего он в них нашел, не знаю! Я когда терпела, а когда не могла больше, отталкивала прочь, один раз так ему губу до крови расшибла!

Анжелка рассмеялась, а я смотрела на нее во все глаза, не зная, что и подумать!

— А в обществе, ну, когда солидные; обеспеченные люди собираются, он всегда таким дураком выглядел. Возьмется рассказывать анекдоты… Нормальный вроде бы анекдот — я ему массу их подбирала для таких случаев, — но он раз десять запнется, что-нибудь напутает, и в конце концов никому и не смешно. Ну да это ты сама знаешь, видела, помнишь, наверное.

Я помнила. Только не дело это вспоминать теперь, когда человека больше нет в живых.

— Однако ты не очень чтишь заветы древних римлян, — заметила я.

— Чего? — Анжела посмотрела на меня несколько ошарашенно.

— У древних римлян была поговорка: «О мертвых или хорошо, или ничего».