Читать книгу "Ясень и яблоня. Черный камень Эрхины - Елизавета Дворецкая"

– А ты наглец, сын конунга слэттов! Ты что, забыл, что они при свете дня непобедимы?

Взяв кубок, Торвард застыл, глядя на нее, потом недоуменно усмехнулся:

– Тролль их подери! И правда забыл!

Он засмеялся над своей забывчивостью, принесшей такие удачные плоды. От него на близко стоявшую Сэлу веяло жаром, она охотно поцеловала бы его, если бы это не было «покушением» на священное достояние фрии. В глазах Торварда мелькнуло понимание, удовольствие… но тут же Сэла затылком ощутила острый взгляд Эрхины и поспешно отошла. И тут же была отослана в спальню, где у нее снова появилось время подумать: действительно ли туалы непобедимы для тех, кто об этом не знает? Или хотя бы не помнит? Или здесь повлияло то, что уже вечер, то есть силы туалов и всех прочих примерно уравниваются? Ночью-то их и ребенок одолеет… Или потомки Харабаны Старого неподвластны общему закону?

С тех пор дележом кабана занимался Торвард, а все остальные перечисляли свои подвиги только в порядке привычного развлечения. Эрхина относилась к мнимому слэтту благосклонно, часто посылала ему кубки, но только теперь не через Сэлу, и изредка обращалась к нему с приветливыми словами. Он отвечал так же немногословно, и Сэла, тайком наблюдавшая за этим, не знала, что подумать. Такая сдержанность Торварду была совсем не свойственна, и Сэла не понимала, о чем это говорит: о его равнодушии к Эрхине или наоборот.

Иной раз фрия приглашала его с собой, прогуливаясь по валам, на крутом склоне охотно опиралась на предложенную руку… Вся ее свита держалась в отдалении, и фрия никого не звала. Того единственного, кто находился при ней, вполне хватало. Она говорила много и оживленно, но о чем – никто не знал. Торвард выглядел спокойным, держался почтительно-бесстрастно, но никаких пылких излияний от него и не требовалось. Фрия знала, что своим вниманием доставляет ему несказанное блаженство, а какие-либо поползновения на большее с его стороны были бы дерзостью! И он, похоже, прекрасно это понимал. Такой ум и учтивость вполне возмещали его некрасивость, и вскоре фрия уже совсем не замечала его черных волос.

О самой Сэле Эрхина почти забыла и едва разговаривала с ней. Она больше не думала о Торварде конунге: ее мыслями завладел другой. Ее трогали и восхищали смелость и пылкость мужчины, который из-за любви к ней из сына конунга добровольно превратился в раба и переносил все лишения рабской жизни ради удовольствия раз в месяц мельком видеть ее. Для такого переворота требовалась отвага не меньшая, чем для всех подвигов Ниамора! Коль полюбил ее больше собственной жизни, больше собственной чести, и Эрхина невольно чувствовала признательность за такую жертвенную любовь. Но и сейчас, когда его жертва благосклонно принята, он молчит, не навязывается ей с признаниями, не наседает, требуя награды, не выпячивает свои подвиги… Он полностью признает ее право выбирать, и оттого Эрхина чувствовала все более сильное желание употребить свое почетное право в его пользу. Этот человек умеет ценить ее. А к тому же он молод, строен, украшен шрамами и ко всему прочему оказался более искусным воином, чем бывший военный вождь. Она хотела выбрать его. Сознание того, что он в ее власти, приятно грело ее самолюбие и заживляло тайную рану, которую нанес тот, другой… Другой, которого она уже забыла… или почти забыла… или твердо решила больше не вспоминать!

– Похоже, что твоему спасителю уготована редкая честь! – как-то заметила Сэле Даголин, когда однажды девушки вот так же сидели на опушке рощи, не нужные своей госпоже. – Ведь скоро – Праздник Цветов. И военного вождя у нас все нет. Но и не видно, чтобы фрия была к кому-то благосклонна. Так что, может быть…

– О чем ты?

– К Празднику Цветов должен быть избран Рогатый Бог. Господин Тьмы.

– Зачем?

– Господин Тьмы – это священный супруг Богини, – пояснила ей Дер Грейне. – А Богиня спускается в тело фрии. Избранный должен участвовать в обряде призывания луны. Обычно у нас это дело достается военному вождю, как самому доблестному из мужчин. А теперь у нас военного вождя нет. Но фрия имеет право выбирать, потому что через нее выбирает Богиня. И кого она выберет, тот будет ее мужем на весь предстоящий год. Старая фрия Эрхина выбирала Ниамора лет пятнадцать подряд.

– Только Коль не наш и в нем не возродился никто из наших древних героев! – вставила Даголин.

– В нем мог возродиться сам Харабана Старый, Всеотец! – возразила Сэла. – И не ты ли мне рассказывала, что в родах древних конунгов священный брак между братом-воином и сестрой-жрицей был частью служения Богу и Богине?

– Да, в древности так бывало, – подтвердила Дер Грейне. – Но в последние века не было таких случаев, чтобы мог быть избран потомок Харабаны. Ведь все его сыновья ушли с острова добывать себе земли, здесь осталась только его дочь Меддви, от которой и идет наш род. Но раз уж потомок Харабаны здесь есть, то я не знаю, кого можно ему предпочесть.

– В конце концов, он убил Ниамора, – сказала еще одна жрица, Торхильд. – А кто более достоин занять место военного вождя, как не тот, кто сумел одолеть предыдущего? В древние века выбирали именно так: устраивали состязание, и победитель становился вождем. И даже раб мог принять в нем участие, если боги благословляли его силой и удачей. Все происходящее сейчас уже происходило ранее. Что наверху, то и внизу.

«Уж это верно!» – подумала Сэла, вспомнив Сигурда, который добивался любви Брюнхильд в обличье Гуннара… Все, что случилось в древности, может случиться и теперь. Потому что основные законы бытия за века не меняются. Мужчины и женщины остаются те же самые, а значит, настоящие саги не стареют.

Теперь фрия Эрхина много времени проводила в храме на вершине Аблах-Брега. Она брала с собой и Дер Грейне, и Даголин, и всех прочих. Однажды, за пару дней до праздника, и Сэла, чтобы не сидеть одной, увязалась за ними, но осталась у ворот чудесного сада, скрывавшего самое святилище, – туда ей как непосвященной входить не дозволялось. День выдался теплым совсем по-летнему, и сквозь бронзовую решетку сада виднелись яблони, окутанные облаками бело-розового цветения. Узорная решетка сияла на солнце, так что было больно смотреть, на зеленой траве лежали причудливые тени, перемежаемые пятнами солнечного света, было тихо, безветренно, воздух наполняли сладкие запахи весны. Из глубины сада доносилось пение жриц. Никого не было видно, и оттого казалось, что поют сами яблони, счастливые и юные в своем весеннем уборе.

Сэла сбросила плащ на траву и села на него, с удовольствием оглядываясь вокруг и вдыхая теплый свежий воздух. Аблах-Брег не зря считался священным местом, обиталищем Богини: из самой земли здесь поднималось теплое чувство умиротворения, везде ощущались теплые токи, пронизавшие землю, воздух, тело самой Сэлы. Ни одна ветка, ни одна травинка не шевелилась здесь сама по себе, а каждое малейшее движение было частью единого слаженного танца. Хотелось встать, поднять руки и плавно двигаться в лад с движением трав и деревьев, ощущать свое родство с ними и подчиняться этому родству. Шепот ветвей был полон смысла, и этот смысл был так прост, что для его выражения не требовались слова, и притом так важен, что важнее этого еще ничего не было сказано от самого сотворения вселенной. Богиня присутствовала здесь и ласково улыбалась из ветвей цветущей яблони, радостно приветствуя Сэлу, как и каждого, чьи помыслы чисты. «Я, Богиня – души бесконечный восторг, я есть радость земли, и любовь – мой закон…» – вспомнилось Сэле, и она вдохнула полной грудью, чувствуя, что вдыхает сам дух проснувшейся и расцветшей земли, земли-невесты, готовой к встрече со священным супругом.