Читать книгу "По ту сторону жизни - Андрей Ильин"

– А во время войны?

– И во время.

– Гражданский, значит… В кабинетах припухал, когда другие за тебя жизни на фронте клали?..

– В кабинетах… Но только зря вы так, гражданин начальник. Я десять лет на оперработе, я в банды ходил, пять ранений имею.

– Что? Ранения? Откуда, если ты…

– Оттуда, – кивнул в сторону бараков. – От уголовных элементов, которые не лучше, чем фашисты.

Задрал голову к потолку. И точно, поперек горла шрам тонкий, белый, как от бритвы.

– Что? Резали?

– Резали, да недорезали. Могу другие показать. У меня много меток от перьев и стволов имеется. Так что – не только на фронте…

– Что ты в бандах делал?

– Внедрялся, чтобы всех их по головам посчитать и «малины», схроны и лежбища вскрыть. Работа такая – под урку шарить, на дело с ними ходить, а после добычу дуванить и водку жрать.

– Так ты что, как натуральный бандит? И людей резал?

– Резал. Иначе кто бы мне поверил? Но я одного зарезал, зато десяток других спас, которых бы они жизни лишили.

– А коли распознали бы они тебя?

– Тогда плохо. Тогда смерть пришлось бы принять. Лютую. Дружка моего, Ваньку Ларионова, как раскрыли – три дня на куски резали – вначале кожу лоскутами снимали, потом пальцы рубили, потом глаза сигаретами выжигали…

Слушает «Кавторанг» – мурашки по коже. Думал он, что только на фронте солдатики «киселя хлебали», а тут – на тебе, в далёком тылу, в мирной жизни, и такая смерть. Ходил он десантом, в рукопашке рубился, но чтобы так, чтобы глаза выжигали, да не враги, а свои, советские…

– Как же ты соглашался?

– А кто бы меня спрашивал? Я пять раз на фронт просился, а мне – отлуп. «Иди, – говорят, – служи. У нас тут тоже фронт». Я четырёх сотрудников за войну потерял. И после.

– А на зону за что?

– За самосуд. За то, что банду кончал вот этими самыми руками. Тех, что у фронтовиков-инвалидов последнее забирали и еще ордена с медалями, а после резали их. И семьи не щадили, хоть баб, хоть детишек малых, чтобы свидетелей не оставлять. Сорвался, перешмалял всю эту мразь из ТТ. Ну, мне и припаяли. А я еще сказал следователю: отчего это в стране Советов такая сволота имеется, когда мы теперь коммунизм строим? Ну, мне и добавили пятьдесят восьмую за антисоветскую агитацию.

– Что умеете?

– А что надо? Стрелять хоть из кармана, с пером, простите, с холодным оружием обращаться. Замки могу ломать, гомонок, извините, кошелек из кармана вытащить…

– А кошелек-то здесь при чем?

– Не знаю, вы спросили – я ответил. Следить за преступниками могу или от слежки уходить – приходилось, когда от коллег своих вместе с бандой ноги делал. Общий язык с любым уркой найду, хоть даже с ворами. В любом городе крышу над головой или пищу сыщу – не пропаду. Всё могу – и как урка, и как следователь.

Смотрит «Кавторанг» на следователя, соображает: нужен он, не нужен? Вроде как ни к чему им замки ломать, но что-то есть в этом следаке, что-то по-настоящему крепкое. И с оружием он, судя по всему, не хуже, чем иной фронтовик…

– Я подумаю.

– Спросить можно, гражданин начальник?

– Валяй.

– Пацан здесь один. Хороший. Надо бы его с кичи вынуть. Пока жив.

– При чем здесь пацан, когда разговор за тебя?

– За меня не впрягайтесь, я не пропаду, коли они меня до сих пор не раскусили, то как-нибудь и дальше обойдется. Я их нравы знаю и приспосабливаться умею. Мне что банда, что зона – один хрен, законы везде одинаковы. А парнишка пропадет – приговорили его.

– За что?

– А вот это разговор отдельный. Вступился он за пожилого зэка, а это блатные не прощают. Он, да «Летун» один. «Летуна» того подрезали – нет его. Следующим пацан пойдет, я как смогу подстрахую его, но это не выход, ну день, ну неделя… а после один черт достанут его.

– Он фронтовик, боевой опыт имеет?

– Нет, студент он.

– Тогда вряд ли подойдет.

– Слушай, начальник… – придвинулся, налез на стол грудью бывший следак. – Я не мальчик, я вижу больше, чем говорю, а говорю, лишь что должно сказать. Так что ты послушай. И брови не хмурь, не надо, не поверю я, что ты грозный такой. Не «барбос» ты, не наш, хоть и в кабинетике при делах сидишь в пиджачке гражданском, с перышком вечным в руке. Своих я за версту чую, по «запаху гуталина». Вояка ты, портяночник, вошь окопная. И еще ты – с нар. Не знаю, как давно, но срок ты тянул точно. Так?

Молчит «Кавторанг» думает, желваки на скулах перекатывает.

– Вот видишь – так! У меня глаз на людей наметан, иначе бы я давно в земле гнил. Мне ошибаться нельзя было. Не знаю, зачем ты нас тут собираешь, кого ищешь, предполагаю, что ты и сам того не ведаешь, но чую, дело серьезное затевается. Хитромудрое. Иначе бы здесь не ты сидел, а какой-нибудь опер при погонах, и разговор бы у нас иной шел – он мне в рыло, а я ему – «не могу знать, гражданин начальник». Поэтому давай на чистоту.

– Ну давай, коли ты такой, кругом умнее всех, – кивнул «Кавторанг».

– Под дело твое я подпишусь и пригожусь, можешь мне поверить. Понадобятся вам следаки.

– Почему это?

– Потому, что всем к месту приходятся, коли они не костоломы из НКВД, а опера от сохи. Вам по-всякому с людьми работать, а они для нас, для меня – книга открытая, которую я читаю, как ты азбуку. За моим столом сотни людишек разных пересидело – от шпаны безродной до генералов, и к каждому я ключик подобрал. А вы, на фронте, всё больше штыком да пулей. Вам в людях разбираться не досуг, вы на «передке» дольше недели не живете. Для вас все на одно лицо. Вот ты теперь людишек вербуешь, разговоры с ними говоришь, вопросики задаёшь, а я тебе с первого взгляда про человечка сказать все могу. Тот первый, что у тебя был, с гнильцой он.

– Откуда ты про него знаешь?

– На зоне все про всех знают. Ты что думаешь, если его в санчасть вызвали, а вслед ему еще троих, я в их болячки поверю, в то что им лепила клизмы ставил? К тебе их таскали, как меня. За тех двоих ничего не скажу – нормальные наши советские ребята, а тот, первый, – себе на уме. Ты лучше дело его в сторонку отложи.

– А тебя?

– А меня оставь. И пацана того забери. Смышлёный он. И крепкий, коли против блатных встал и воровскому миру не продался. Такие много пользы принести могут. А ножи метать, стрелять, на кулачках биться – дело наживное. Главное, характер иметь и голову. А они у него есть. Хочешь – поручусь за него, башку свою подставив? Вместе будем – обучу его, всему, что умею.

– А если я его, не тебя возьму?

– Тоже дело. Не я, так кто-нибудь другой. У нас незаменимых нет. Я как-нибудь до свободы докантуюсь, не век же мне здесь куковать, а он – нет. Его – перо воровское ждёт. Ну что, договорились?