Читать книгу "Те, которых не бывает - Нина Семушина"

– Нет, Д, – поправил красавца и филолога словарь. – Первое значение: глупый, несообразительный человек. Второе значение: устаревшее; придворный или домашний шут.

Ася взялась за ручку; дверь недовольно заскрипела.

– Эй, Ася, погоди.

Она обернулась; Ян стоял у неё за спиной, прислонившись к стеллажу с буквой А («Нет, всё-таки Д!» – по-прежнему звучал в ушах издевательский голос словаря). В руках у него был учебник по философии, а на лице – обворожительная улыбка. Ася переводила взгляд с Яна на дверь и обратно.

– Я не слышал, как ты вошла, зачитался, – нагло соврал Ян. – У тебя есть время сейчас? Может, объяснишь мне Ницше?

– Да, конечно, – с готовностью кивнула Ася, которая собиралась честно ответить, что ей надо в больницу и она ну никак, никак не может помочь мерзкому, самовлюблённому Яну Малинину, который, уж конечно, не сдаст философию, потому что бодрствующим на лекциях она его ни разу не видела, а знания, как известно, не приходят во сне. Так не бывает.

Стрелка на библиотечных часах достигла шести тридцати, с укоризной поглядела на Асю и побежала дальше – очевидно, жаловаться.

– Кто такой Анри Барбюс? – спросила зачем-то Ася, усаживаясь рядом с Яном за стол у западного окна.

– Понятия не имею, – ответил Ян, тщетно пытавшийся вспомнить хоть что-то. Не о Барбюсе, а вообще. Энциклопедические словари на полках предательски молчали. – Какой-то коммунистический француз, очевидно. В честь него называется улица в Мотовилихе. Вроде. Пойдём поищем? А потом дойдём до Ницше.

Ася согласно кивнула.

До Ницше дело так и не дошло. Они обсудили Барбюса, а заодно и его соседей по энциклопедии, сходили в фастфудовское кафе неподалёку попить кофе (Ян сказал, что угощает; Ася застеснялась признаться, что кофе ей нельзя), договорились встретиться завтра в читальном зале в пять. Ян проводил Асю до библиотеки, отдал ей похищенный у вахтёрши в прошлом семестре ключ от читального зала и сказал, что ему пора на работу. Ася посочувствовала, постеснявшись расспрашивать, – и хорошо, потому что Ян был почти готов рассказать ей, что работает Оле-Лукойе на полторы ставки и Хароном – на половину. Они расстались, неловко обнявшись на прощание, на крыльце библиотеки.

…Ася Энгаус щёлкнула пальцами, перенеслась на пять минут в прошлое и побежала по лестнице – открывать читальный зал. Зажгла свет и, глядя в окно на пустую улицу, подумала: ведь с того времени, когда он сказал ей: «До встречи» – и посмотрел на часы, на самом деле прошло всего двадцать секунд! Ну куда этот Малинин мог испариться?

…Этот Малинин, пролетая в этот момент мимо окна библиотеки, задумчиво почесал нос и помахал Асе – столь же обворожительный, сколь и невидимый.

«Интересно, как она могла оказаться в читальном зале, если мы расстались двадцать секунд назад?..» – подумал он и пару раз кувырнулся в воздухе, чтобы приноровиться к восходящим потокам тёплого воздуха, а на самом деле потому, что чувствовал себя сейчас по-настоящему крылатым. Закатное солнце, отразившееся в окне читального зала и случайно заметившее выражение лица Яна Малинина, закатило глаза. О боже мой, что за банальность! Неужели эта сказка опять будет про…

«Чёрт возьми, – горько подумали хором Ася и Ян. – Ну о чём я думаю? Я же даже не человек, ну что хорошего может из этого выйти? С чего я вообще воображаю, что мне можно, например, любить? И что можно любить меня?»

…В ординаторской, распахнутыми окнами глядевшей на улицу французского коммунистического писателя, получившего, впрочем, всемирную известность благодаря далёкому от политики грустному рассказу «Нежность» (состоящему из писем к человеку, из-за каких-то глупостей отказавшемуся от своей истинной любви), бледный темноволосый доктор в заклеенных изолентой очках схватился за голову и истерически расхохотался.

⁂

Ровно в пять вечера Ян подошёл к библиотеке, секунду постоял в нерешительности у её дверей, после чего огляделся, решительно оттолкнулся от крыльца носками ботинок и, на лету становясь невидимым, помчался, не оглядываясь, прочь.

– Так будет лучше, – сказал он себе. – Ты никогда, никогда не объяснишь ей, что ты делаешь по ночам.

Ровно в эту секунду Ася Энгаус, выворачивавшая из-за угла здания, решительно щёлкнула пальцами, перенеслась на десять минут назад и, смешавшись с толпой, пошла на трамвайную остановку, глотая непрошеные слёзы.

Небо, солидарное с Асей, уронило на землю несколько скупых капель, словно спрашивая: ну, может, всё-таки не будем плакать?

– Так будет лучше, – бормотала она под нос. – Ты не принадлежишь себе. Ты умираешь. Такие, как мы, ничего не могут знать о любви.

…На заброшенную деревянную сцену в парке на трамвайном кольце поднимались, тихо переговариваясь между собой, невидимые для человеческого глаза музыканты. Солистка, седая длинноволосая женщина в легкомысленном шарфике в горошек, вышла вперёд и повернулась к единственному зрителю.

Их взгляды встретились.

…Ася Энгаус, прислонившись лицом к трамвайному окну, заплакала. По окну потекли слёзы – с двух сторон: в городе пошёл дождь.

Ян откинул с лица мокрые волосы и витиевато выругался сквозь зубы; летать в дождь он ненавидел. Видимость вообще никакая.

И молнии ещё эти.

⁂

– Игорь, приезжай сейчас. Я пришлю машину к трамвайному кольцу.

Телефон у Игоря, конечно, не работал – он вообще не очень помнил, когда этот телефон включал. Впрочем, того, кто звонил, такие мелочи никогда не волновали. Его вообще не волновали мелочи – но такого голоса, как сейчас, Игорь никогда у него не слышал.

Игорь выбрался из-под сцены и побежал сквозь кусты, деревья, мокрую траву, которые словно расступались перед ним. А может, и правда расступались; Игорь не мог понять этого до сих пор.

На остановке стояла побитая жизнью скорая помощь, белая «газель». Тоскливо отражались в лужах жёлтые мигающие огни фар, устало гудел мотор; около кабины стоял и курил усталый рыжий фельдшер. Игорь не знал, как его зовут, но часто видел в больнице; с ним, кажется, дружила Ася.

– Поехали? – Завидев Игоря, фельдшер выкинул сигарету в лужу – впрочем, дождь погасил её на лету. В небе над Второй Вышкой сверкнула молния.

– Что случилось? – спросил Игорь, забираясь в машину.

– Вот она и случилась. – Рыжий фельдшер махнул рукой в сторону неба. – Погода, видишь, нелётная.

У Игоря внутри всё оборвалось, но подумать о самом плохом он себе всё-таки не разрешил. Он так до конца и не понял, как устроена физиология у существ, к которым он и сам теперь относился, поэтому… Ну вдруг, чёрт возьми. Ну мало ли. Ну может, ему просто, например, донор нужен.

Машина, взревев на повороте и лязгнув на трамвайных путях, понеслась в гору по старинной мостовой, поднимая ураган брызг и настоящие тучи из выхлопной трубы.