Читать книгу "Дети Лавкрафта - Эллен Датлоу"

Потому как именно про то, конечно же, я и думала, слушая разглагольствования Душки-Дорогушки: про то, что, раз уж я соскочила условно-досрочно, то буквально ничто больше меня к этой работе не привязывает, нет никаких мирских причин мне за нее держаться. То есть, согласна, зарплата была приличной, а деньги всегда лучше, чем безденежье (еще одна мудрость, возглашенная Циллей). Только всякий левачок-потрава был для меня еще одним потоком доходов, не требовавших от меня расписок и не грозивших еще одной финансовой проверкой: как бы ни была предсказуема моя работа, все дело было в удовольствии от нее, и тем большем, чем чаще было заметно, что ничего из того, что я делала, никогда по-настоящему, по истине сделано не было. Всегда подкрадывалось еще больше паразитов, свежие яйца откладывались, новые поколения выводились и выжидали – как раз там, где вам ни за что не будет позволено до них добраться. С кого, скажите, спрашивать в конце концов? С Бога? С этих…

(ангелов?)

Так вот, вместо этого я собиралась проделать прямо противоположное тому, что обещала: свою работу сделать как надо, а потом в бега (скоренько!) и воссоздаться заново где-нибудь еще, там, где искать меня и в голову не придет, – свободной и чистой. Одно последнее деяние доброты – оно в оружие обратится, когда я оба средних пальца торчком выставлю, смываясь через черный ход.

Пока я на место добиралась, уже давно за полдень перевалило. Я заехала на парковку Завода, встала наискосок от Тридцать Третьего, облачилась в костюм химзащиты, вытащила бочонок с последней смесью Леоноры (типа «пусть все сдохнут»). Поглядывая искоса, заметила, как несколько жильцов наблюдали за мной с верхних этажей: одни подсвеченные сзади черные головы да плечи главным образом, лишь изредка беловато-серый овал лип так близко к стеклу, что проглядывали легкие намеки на черты лица. Похоже, Говорули среди них не было, но я вовсе не была уверена – на таком большом расстоянии не углядишь.

Бог знает, чем представлялось им то, что я делала, в особенности когда я вытащила кувалду.

Прицепив кое-как бочонок на поясе, я, сгорбившись, как Квазимодо, пошагала к зданию. Я заранее на неделе выискала местечко, где начать выстукивать стены, пытаясь определить, с чем дело иметь, каков объем поражения. Мне необходимо было знать, откуда являются твари, оставляющие свои какашки и оболочки для яиц, не говоря уж о том, куда они потом разбегаются, с тем чтоб можно было сообразить, скольких из них требуется убить для того, чтоб Тридцать Третий продержался обитаемым крошечку дольше.

Так или иначе, забраться внутрь этих стен стало бы прорывом (что бы я там ни увидела) и определило бы в точности, куда двигаться дальше.

Начала я с того, что сочла основанием мусоропровода, вертикальный ствол для сброса мусора, проходящий через все три этажа до подвального мусороприемника. Тридцать Третий был достаточно древен, чтобы снаружи к нему не прилаживали городские мусорные контейнеры, главным образом потому, что проулок был куда как узок. Зато, когда мусороприемник оказывался достаточно полон, местному коменданту (когда таковой имелся) приходилось таскать полные мусора мешки вверх по маленькой лесенке-боковушке, выходившей прямо в тот же проулок. Пару раз я там уже была, яд закладывала и с удивлением обнаружила, что мусороприемник поразительно пуст: то ли от старичья не очень-то много отходов остается, то ли они большую их часть тайком у себя хранят, что, верно, наводит на объяснение общего положения с паразитами в доме.

Для любой колонии насекомых мусоропровод – самый легкодоступный источник пищи, так что имело смысл начать оттуда. Поскольку в первые свои заходы я так и не видела никаких паразитов, то решила, что, возможно, полезнее было бы оглядеться вокруг, чем лезть внутрь. Потому-то я, ухватившись двумя руками за ручку кувалды, замахнулась ею, насколько бицепсы позволяли, и принялась выбивать дырку размером под себя в углу, совсем рядом с глубоким стыком, где стена мусороприемника, куда дверь была врезана, выходила из другой стены.

Полетела штукатурка, затрещало дерево. После десятка-полутора добрых ударов образовалась дыра, вполне достаточная, чтобы пролезть в нее головой и плечами, я крепко бахнула по бетону, сотрясая то, что приняла за основание, достала фонарик, зажала его зубами и, извиваясь, полезла в дыру. Ничего больше я не ждала, как пространства, где поместилась бы моя голова, узкой выемки, возможно, усыпанной гнездами и яйцами в местах, где высохшая изоляция стала отставать. Однако луч фонарика ушел в обе стороны поразительно далеко в темень, а в воздухе чувствовался легкий, влажный холодок старинной каменной кладки. Оглядываясь, я поняла, что это был совсем не случайный архитектурный промах, а сознательно устроенный проход: фута в три в самой широкой части, он шел внутри стены, отделявшей мусороприемник от кладовой.

«Нифигунюшки, – помнится, подумала я. – Теперь понятно, почему эти стены кажутся такими толстенными на плане».

От твоего прилежания зависит – изучать ли синьки каждой городской постройки, какую ты обслуживаешь, но, по-моему, я чуть ли не единственной осталась в Леонориной шайке, кто все еще делала это. И при том ну никак я не ожидала чего-то такого.

Еще не осознав, что делаю, я уже вся заползла внутрь.

Места, чтобы встать, было маловато, а потому двигаться приходилось осторожно, скособочив шею. Я продвигалась по проходу дальше, но удивилась, обнаружив, что он еще дальше выходит в другой, поперечный, проход, который явно тянулся по длине внешней стены самого здания. Переместив фонарик в кулак, я направила его свет по полу влево и вправо, но так и не смогла достать лучом до конца.

Бетон изнутри, кирпич снаружи. Трубы над головой, время от времени они, перекрещиваясь, уходили в стены – водопроводные, кабельные, еще какие-то. Повсюду гирляндами свисала паутина, такая же пыльная, как и сами стены. Она свисала, подобно покрытому коростой лишайнику, с досок пола над головой, грязная и липкая, цеплялась за мои плечи, руки, за макушку… пока мне не показалось, что что-то щекотно ползет по моей шее, словно пытается проползти между жаркой пластиковой маской и моей щекой, и я тут же накинула высокий капюшон толстовки, ворча от омерзения.

Сделав полдела, остановилась и прислушалась, затаив дыхание, потом кивнула себе самой: звуки шебаршившихся вниз-вверх по проходу насекомых становились ближе. Так что извернулась я наполовину к дыре, намереваясь сменить кувалду на бочонок отравы и с его помощью расправиться со всем, что обнаружится, типа я забор ядом вместо краски малевать стану…

И аккурат в это время что-то, наконец, и впрямь заползло прямо в луч моего фонарика и застыло на месте: пятнистая серовато-коричневая защитная окраска в точности соответствовала деревянной «крыше», обоим видам стен и пыли. И большущий, язви его черти. Большой, как жук-носорог, будто какой-то шипящий таракан, скрещенный с треклятым богомолом. Порядком большой – чтоб схватить и раздавить его, вся ладонь понадобилась бы.

Именно это, в принципе, мне и хотелось сделать в ту же секунду, как заметила его.