Читать книгу "Наука логики. Том 2 - Георг Гегель"

Определенность особенного, мы это видели, проста как принцип, но она проста также и как момент тотальности, как определенность, противостоящая другой определенности. Понятие, поскольку оно определяет или различает себя, направлено отрицательно на свое единство и сообщает себе форму одного из своих идеализованных моментов бытия; как определенное понятие оно обладает наличным бытием вообще. Но это бытие имеет смысл уже не голой непосредственности, а всеобщности, т. е. такой непосредственности, которая равна самой себе благодаря абсолютному опосредствованию и которая вместе с тем содержит в себе также и другой момент – сущность или рефлексию. Эта всеобщность, которой облечено определенное, есть абстрактная всеобщность. Особенное имеет всеобщность внутри самого себя как свою сущность; но, поскольку определенность различия положена и тем самым обладает бытием, всеобщность есть в нем форма, а определенность как таковая есть содержание. Всеобщность становится формой постольку, поскольку различие выступает как существенное, точно так же как, наоборот, в чисто всеобщем оно имеется лишь как абсолютная отрицательность, а не как такое различие, которое положено как таковое.

Определенность есть, правда, абстрактное, противостоящее другой определенности; однако эта другая определенность есть лишь сама всеобщность; последняя постольку есть также абстрактная всеобщность; и определенность понятия или особенность есть опять-таки и не что иное, как определенная всеобщность. Понятие в ней находится вне себя; поскольку именно понятие находится в ней вне себя, абстрактно-всеобщее содержит в себе все моменты понятия; оно есть (α) всеобщность, (β) определенность, (γ) простое единство обеих; но это единство непосредственно, и поэтому особенность выступает не как тотальность. В себе она есть также и эта тотальность и опосредствование; она есть, по существу, исключающее соотношение с другим или снятие отрицания, а именно, другой определенности – той, другой, которая, однако, только предносится уму в виде мнения, ибо непосредственно она исчезает и обнаруживает себя как то же самое, чем должна была быть ее другая. Следовательно, эту всеобщность делает абстрактной то обстоятельство, что опосредствование есть лишь условие, или, иначе говоря, что оно не положено в ней самой. Так как оно не положено, то единство абстрактного имеет форму непосредственности, а содержание – форму безразличия к своей всеобщности, ибо оно не выступает как та тотальность, которую представляет собой всеобщность абсолютной отрицательности. Абстрактно-всеобщее есть, стало быть, хотя и понятие, но как лишенное понятия, как такое понятие, которое не положено как таковое.

Когда идет речь об определенном понятии, то обыкновенно имеется в виду исключительно лишь такое абстрактно-всеобщее. Равным образом и под понятием вообще большей частью разумеется лишь такое чуждое понятию понятие, и слово «рассудок» обозначает способность таких понятий. Доказательство принадлежит этому рассудку, поскольку оно движется посредством цепи понятий, т. е. лишь посредством определений. Такое движение по цепи понятий не выходит поэтому за пределы конечности и необходимости; высшую его ступень представляет собой отрицательное бесконечное, абстракция высшего существа, которое само есть не что иное, как определенность неопределенности. Абсолютная субстанция, правда, не есть такая пустая абстракция, а скорее представляет собой по своему содержанию тотальность. Но и она абстрактна потому, что лишена абсолютной формы и понятие не составляет ее наивнутреннейшей истины; хотя она есть тождество всеобщности и особенности или мышления и внеположности, это тождество, однако, не есть определенность понятия; наоборот, вне ее находится некоторый рассудок и притом – именно потому, что он находится вне ее, – случайный рассудок, в котором и для которого она существует в различных атрибутах и модусах[18].

Впрочем, абстракция не пуста, как о ней обыкновенно выражаются; она есть определенное понятие; она имеет содержанием какую-нибудь определенность; и высшее существо, эта чистая абстракция, также обладает, как мы указали, определенностью неопределенности; но определенность представляет собой неопределенность, потому что, как предполагается, она противостоит определенному. Однако, когда высказывают, что она такое, то упраздняется то самое, что, как предполагается, она есть: ее высказывают как то, что едино с определенностью, и, таким образом, из абстракции восстановляется понятие и ее истина. Но каждое определенное понятие, разумеется, пусто постольку, поскольку оно содержит в себе не тотальность, а лишь некоторую одностороннюю определенность. Если оно даже обладает конкретным содержанием в другом отношении, например, «человек», «государство», «животное» и т. п., оно все же остается пустым понятием, поскольку его определенность не есть принцип его различий; принцип содержит в себе начало и сущность его развития и реализации; всякая же иная определенность понятия бесплодна. Поэтому если вообще обзывают понятие пустым, то при этом упускают из виду ту абсолютную его определенность, которая есть различие понятия и единственно истинное содержание в его стихии.

В связи с этим находится то обстоятельство, вследствие которого в Новейшее время относятся с неуважением к рассудку и ставят его столь ниже разума[19]; я говорю о той неподвижности, которую рассудок сообщает определенностям и, стало быть, конечным предметам. Эта неподвижность состоит в рассмотренной форме абстрактной всеобщности; через нее они становятся неизменными. Ибо качественная определенность, равно как и определение рефлексии, по существу, имеют бытие как ограниченные и через свой предел находятся в соотношении со своим другим, а тем самым имеют в себе необходимость перехода и прехождения. Но та всеобщность, которой они обладают в рассудке, сообщает им форму рефлексии в себя, вследствие чего они изъяты из соотношения с другим и стали непреходящими. Если в чистом понятии эта вечность принадлежит к его природе, то его абстрактные определения можно было бы назвать вечными сущностями лишь по их форме; а их содержание не адекватно этой форме; они поэтому не суть истина и непреходимость. Их содержание не адекватно форме потому, что оно не есть сама определенность как всеобщая, т. е. не есть тотальность различий понятия, или, иначе говоря, не есть само вся форма целиком; но форма ограниченного рассудка сама есть поэтому несовершенная, а именно, абстрактная всеобщность. Но, далее, следует признать бесконечной силой рассудка тот факт, что он разделяет конкретное на абстрактные определенности и постигает ту глубину различия, которая вместе с тем единственно только и есть мощь, вызывающая их переход. Конкретное, доставляемое нам созерцанием, есть тотальность, но чувственная тотальность – некоторая реальная материя, безразлично существующая внеположно в пространстве и времени; это отсутствие единства в данном многообразном, отсутствие, характерное для содержания созерцания, отнюдь не должно же быть вменено ему в заслугу и считаться его преимуществом перед содержанием рассудочной мысли. Та изменчивость, которую многообразное являет в созерцании, уже предвещает всеобщее; но то, что при этом делается предметом созерцаний, есть лишь некоторое другое, столь же изменчивое, следовательно, лишь то же самое; занимает его место и является не всеобщее. Но менее всего следовало бы науке, например геометрии и арифметике, вменять в заслугу тот созерцательный момент, который приносит с собой ее материя, и представлять себе ее теоремы как основанные на этом созерцательном. Наоборот, этот созерцательный момент служит причиной того обстоятельства, что материя таких наук имеет низшую природу; созерцание фигур или чисел не помогает научному их познанию; лишь мышление о них может доставить такое познание. Но поскольку под созерцанием понимают не только чувственное, но и объективную тотальность, оно представляет собой интеллектуальное созерцание, т. е. оно имеет своим предметом наличное бытие не в его внешнем существовании, а то в нем, что представляет собой непреходящую реальность и истину, – реальность, лишь поскольку она по существу определена в понятии и через понятие, идею, более детальная природа которой выяснится позднее. То, что якобы дает созерцанию как таковому преимущество перед понятием, есть внешняя реальность, нечто лишенное понятия, получающее ценность лишь через понятие.