Читать книгу "Майк Олдфилд в кресле-качалке. Записки отца - Вернер Линдеманн"

* * *

Насколько белый снег делает черного дрозда красивым. Или черный дрозд делает красивым белый снег?

За деревней машина уткнулась в сугроб. Из-за того, что колеса вращаются, она опускается все глубже. Сам себе удивляюсь, как я могу сквернословить. Но проклятия не доставят меня вовремя к стоматологу. Меня бесплатно вытаскивает гусеничный трактор с торфяных разработок.

Покупки в супермаркете новостройки в Ш. На парковке автомобиль на автомобиле. Многим хотелось бы жить за углом?

За кассой магазина молодая женщина, бледная, уставшая. Не удивительно, как, должно быть, утомительно в этом воздухе часами одной рукой перекладывать товар из одной корзины в другую, а другой рукой печатать стоимость, брать деньги, считать, сортировать купюры, давать сдачу. Труд, требующий терпения; не для горячих голов. Меня бы гнало от кресла постоянное, монотонное дребезжание движущихся корзин с покупками. Хватит ли у женщины на кассе терпения и сил, чтобы вечером еще и прочитать вслух рассказ своему ребенку?

Угрюмое утро понедельника. Тимм потягивает кофе, поспешно закуривает.

«Сегодня нужно на поле, свеклу убирать; все должны, даже руководство; как меня это бесит».

«Разумеется, это – вынужденная мера, зима на пороге».

«Какое мне дело до свеклы? Я принят на работу столяром и неделями забиваю гвозди в лестницы. А теперь мне еще и их свеклу из грязи вытаскивать».

«Твое негодование понятно. Но, должно быть, оно пропущено не только через твою голову».

«У них же есть машины».

«Но ведь на протяжении многих дней шел дождь».

Мой сын отмахивается, словно хочет сказать: «С тобой не о чем разговаривать».

Понадобится время, чтобы он понял: только тот, кто первый создаст обычное, в свое время сможет позволить себе исключительное.

Почтовый перевод для Тимма: сто марок. Отправитель: его сестра. Я крайне удивлен, когда сжимаю в руке деньги моего сына и корешок квитанции.

А он сияет: «Да, надо держаться вместе». И непременно в следующее воскресенье я буду доверчиво смотреть на свою любимую дочь, осыпать ее лестными словами и шепотом спрашивать: «Не найдется ли для меня мелких денег?»

«Ты спишь с М. как с женой. Почему бы тебе не жениться на ней?»

«Кто же сразу думает о женитьбе?»

«Почему ты не хочешь?»

«Брак не делает счастливым надолго; можно жить вместе и так».

«А если случится ребенок?»

«За это она отвечает; пусть принимает таблетки».

Как это просто: пусть принимает таблетки! Презренный эгоизм. Конечно, она может принимать таблетки. Имеет право. Но отношение моего сына мерзко, как мне кажется. Или я не прав? Я рос с такой позицией: если женщина забеременела, ты должен жениться на ней. Сколько страхов, что «что-то случится». Какие ужасные связи, лишенные стеснения, не носящие ни уважения, ни достоинства. Сколько одиноких матерей с детьми, которые претерпевают презрение и оскорбление. Таблетка избавит от кое-каких забот, но потребует еще и новой морали для отношений друг с другом.

ВОСПОМИНАНИЯ

Серебряная свадьба моих родителей. Ее празднуют в мае. Внезапно я осознаю: мои дорогие старики тоже «должны были» пожениться; я появился на свет уже в октябре. «Ай, ай, бесстыжие», – говорю я.

Тут я впервые вижу, как отец краснеет, мать смущается.

* * *

Густые, тяжелые хлопья сыплются на землю, распыляясь по ветвям яблонь, по высохшим стеблям астр. Беззвучно и медленно день кутается в ночь.

Сон: я загнан, затравлен. Наконечники штыков пронзают мое тело. Я просыпаюсь мокрым от пота. Снова и снова сны о войне – все еще сны о войне.

Старик К. из деревни спрашивает, может ли мой сын-плотник изготовить рукоятку для его косы.

«Я поговорю с ним».

«Да, да, нынешних молодых людей для начала надо долго упрашивать».

Декабрь – месяц заседаний. Но это не означает, что не заседают и в другие месяцы. Как и все остальные, учреждения должны были быстро выполнить свой план: центр детской литературы, актив для детской литературы, Культурный союз демократического обновления Германии… Я еду в Б. на заседание правления союза; план на грядущий год должен быть принят.

На шоссе солидарные водители, как с востока, так и с запада; они предупреждают друг друга знаком, миганием фар, о радарах скорости. Сомнительный метод нашей дорожной полиции, скрытый экран радара, установленный на обочине. Начальник этой службы наверняка уверенно объяснил бы мне: статистика несчастных случаев вынуждает привязывать безумных водителей к правилам дорожного движения жесткими штрафами.

Почему они так агрессивны? Кто в их числе? Не скрывается ли в засаде агрессия? Предупреждающий знак «Внимание радарный контроль» тоже требует дисциплины скорости и, мне кажется, более соответствует народной полиции, чем штамп и не терпящие возражения инструкции.

Молодые сосны радуют; будущий лес. Здесь не может бесчинствовать топор.

Сколько трещин в покрытии новой автомагистрали. Из-за ремонтных работ – шоссе в одну полосу; бетонные секции вырубаются, заливаются новые.

Автостопщик. Длинные волосы. Джинсы. Длинная теплая куртка с капюшоном. Широкий шарф. Тип, очень похожий на Тимма. Молодой человек – сын пастора. Позади аттестат зрелости с результатом «очень хорошо». Работает санитаром; позже собирается изучать медицину.

Четкое представление о собственном будущем. Если бы у моего сына оно тоже было.

Я говорю со своим пассажиром о песне Соломона; сын пастора знает наизусть длинные отрывки. Кажется, у него вообще немалый аппетит к духовной пище; он восторженно говорит о «И дольше века длится день» Чингиза Айтматова.

Тимм тащит в дом мешок, полный стружки.

«Чтобы тебе было легче разжигать огонь».

Как он дотащил сюда этот тяжелый тюк?

Тимм вертится у меня в комнате и машет купюрой в пять марок.

«За рукоятку для косы».

Я в негодовании.

На это мой сын: «Пять марок – это еще даром. В BHG[20] она стоила бы еще больше».

И тут мне приходит в голову, сколько усилий мне стоило еще несколько недель назад объяснить ему, что такое чаевые. Мы заехали в мастерскую, чтобы забрать машину. Стоимость ремонта триста тридцать марок. Я дал мастеру триста пятьдесят.

Мои упертые ошибки – часть моего опыта. Тимм, радостный, заглядывает в дверь. «Старик снова обладает своими пятью марками. Доволен?»

Рождественский пакет. Я принимаюсь с трудом развязывать шнуровку. Мой сын протягивает мне нож.