Читать книгу "Кодекс Арафской дуэли - Денис Миллер"

– Но, возможно… – Монтейн запнулся, помолчал немного и продолжил: – Может быть, там все-таки написано – почему?

– Представьте, да. В том-то и дело, что все как один признают, что из ряда вон выходящими талантами вы не обладаете, но ОТК, несомненно, пригодитесь. Каково? – Начальник строго посмотрел на юношу. – И что, скажите на милость, я должен думать, очаровательный господин Монтейн?

– Не знаю, – сказал юноша. – Полагаю, вы не поверите, если я скажу, что вовсе не собирался кого-то очаровывать. Я даже не знаю этих людей. Могу предполагать, конечно… Разве что Кали… прошу прощения, граф Менкалинан… Ваше превосходительство…

– Да какое вам дело, кто эти люди? – спросил начальник ОТК. – Разве ваше положение хоть как-то изменится от того, что вы узнаете их имена?

Монтейн поднял глаза.

– А что такое с моим положением? – настороженно спросил он.

– Люди, подобные вам, – без причины очаровывающие работников ОТК – находятся под глубочайшим подозрением. Заметьте, слово «очаровывающие» происходит от слова «чары», а чары – как раз то, чем, помимо многого другого, занимается моя коллегия. И я вполне готов поверить, что сознательно вы этими чарами управлять не можете, но ваше положение от этого вовсе не становится легче. Люди с подобными талантами, мой юный друг, опасны для моих людей. Сказать по правде, дорогой господин Монтейн, я испытываю большое искушение. Мне очень хочется отвести вас сейчас же в подвал и полюбоваться вашим расстрелом. Поверьте, я вовсе не садист и не любитель подобного рода развлечений. Однако мне интересно, сумеете ли вы очаровать расстрельную команду…

Монтейн сглотнул, не отводя взгляда от начальника ОТК.

– Надо полагать, вас мне очаровать не удастся?

– Опять же честно: понятия не имею, – признался его превосходительство. – Но, как говорится, предупрежден – значит вооружен. Я уже принял решение и отдал приказ. Любое мое отступление от заранее намеченной линии поведения вызовет немедленные действия. Стрелять будут на поражение. Поражать, естественно, будут вас. Как вы оцениваете свои шансы выжить?

– Не думаю, чтобы они были слишком большими, – медленно проговорил Монтейн.

– Прекрасно, что вы понимаете это. Сейчас вы пройдете вон за ту дверь, – начальник показал, за какую именно, – и ответите письменно на ряд вопросов.

Дверь была металлической, толстой – такие на сейфах ставят. Комната за ней была невелика. У противоположной двери к стене была прикреплена складная столешница, по обе стороны от нее располагались такие же складные сиденья. На столе лежала стопка бумаги и несколько самозатачивающихся таласских карандашей.

Свет излучали все поверхности в комнате – как стены, так и пол с потолком. Даже стол и сиденья, даже их опоры. Даже умывальник и унитаз в углу рядом с дверью. Карандаши и бумага, правда, были обыкновенными.

– Отвечайте на каждый вопрос на отдельном листе бумаги. Каждый лист бумаги опускайте в щель около стола. Если возникнут вопросы или что-то понадобится, нажмете кнопку над столом, – сказал начальник ОТК и мягко прикрыл дверь.

В комнате наступила полнейшая тишина. Дверь как будто отсекла все звуки.

Монтейн постоял немного посреди комнаты, покачиваясь на каблуках. Было страшно. Было жутко. В душу, шевеля черными щупальцами, заползало ощущение безысходности. Вряд ли эта светящаяся комната – последнее, что он видит в жизни. Но вот предпоследнее – да, возможно. Сейчас он письменно ответит на вопросы. Их прочтут. И пара молчаливых конвоиров, скорее всего, переведут его в другую камеру. Без суда и следствия. До конца жизни.

Он сел за стол. Вопросы были написаны на верхнем листе – ничего особенного. Ничего заковыристого. Ничего такого… угрожающего.

Начнем, пожалуй.

«1. Полное имя. Сословие. Титул (если есть). Псевдонимы и причины их использования.

Джессинар Сафар из Монтейна, нетитулованный дворянин. После прибытия в Столицу стал использовать в качестве фамилии название родового поместья Монтейн. Причина – не хочу носить опозоренную отцом фамилию».

Листок ушел в щель.

Таких нищих, безземельных дворян хватало по всей Империи; обидно было только, что обнищание произошло целиком по отцовской вине. Дед, Дженагар Сафар из Монтейна, не мог похвалиться обширностью поместья или его богатством, однако имение у него было все же крепкое, приносящее доход. Беспутный сын все прогулял и имения, служившего Сафарам гнездом более двух столетий, лишился. Женился, чтобы поправить дела, на дочери богатого крестьянина. Прогулял и приданое.

Семью поселил в сарае за огородами тестя, сам ездил по соседям, продолжая разгульную жизнь. Потом уж и вовсе стал посмешищем для всей округи, отовсюду его прогоняли, потому что воровал и скандалил. Жена терпела все это лет десять, потом тихо умерла. Дети, близнецы Джессинар и Джесса, остались расти, как сорняки при дороге. Дурная отцовская слава намертво приклеилась и к ним; иначе как ворами и попрошайками их не называли, относились к ним хуже, чем к нищим бродягам. Правда, Джессу, миловидную девочку, сердобольные соседки жалели, подкармливали, иной раз дарили какую-нибудь старую одежонку. А Джессинар слыл таким же отпетым подонком, как и его отец.

«2. Причина, по которой покинул дом.

Семейные разногласия».

В родном селе оставаться было нельзя: никаких перспектив, никакого заработка, никакой жизни. Что бы ты хорошего ни сделал, к тебе все равно лучше относиться не будут. Давно бы сбежал в большой мир, да Джесса держала. Куда подашься с девчонкой? Мир опасен.

Вот и тянулось время, растрачиваемое впустую. Когда погода позволяла, бродил по округе с ружьишком, посматривал, какой дичью можно поживиться. Зимой хуже: хорошей одежды не было, в мороз носу из дома не высунешь, по лесу не побродишь. Джесса целыми днями пропадала у соседей, помогала по хозяйству, шила, оставалась на долгие девичьи посиделки. Для посиделок первые годы она была уж слишком молода, но ее не прогоняли, а она забьется куда-нибудь в уголок, тихо сидит, вяжет что-нибудь или вышивает. Джессинару в эти дома ходу не было, не доверяли ему. Сидел тогда с папашей около печурки в сарае. Стены в сарае обрастали инеем, от печки и отходить не хотелось. Папаша со скуки и начал посвящать сыночка в премудрости игорной науки.

Когда от игры уже тошнило, Джессинар уходил в убогую сельскую школу. Нехитрые науки, которые там преподавали, – грамоту и арифметику – он давно уже усвоил, поэтому просто читал книжки, позаимствованные у учителя. Тот и сам был, разумеется, не ахти как образован, но книжки у него имелись – и свои, и те, что от прежних учителей остались. Немножко по истории, немножко по географии, десяток бульварных романов и – гордость молодого учителя! – «Кладезь познаний, необходимых благородному молодому человеку, с присовокуплением Именного справочника титулованного Имперского дворянства». Учителю до титулованного дворянства было еще дальше, чем Джессинару, был он из простых мещан, но приобщиться к светскому шику хотелось. Вот и Джессинар от нечего делать «Кладезь» как следует проштудировал и теперь даже спросонья мог сказать, в каких случаях благородный человек должен носить белые перчатки, в каких – желтые, а в каких мог преспокойно обойтись без перчаток. Тогда казалось – не пригодится в жизни ему этот этикет. Гляди ж ты, как все обернулось… Как только в Столицу попал, так без «Кладезя» ему и не обойтись. Так что задумываться над вопросами, каким узлом уместно завязать галстук и можно ли к серому сюртуку надеть коричневые башмаки, элегантному господину Монтейну не приходилось – ответ появлялся едва ли не раньше, чем возникал подобный вопрос.