Читать книгу "Все небеса Земли - Алексей Евтушенко"

Всего за время Великого Исхода Землю оставили сто шестьдесят миллионов человек.

Задолго до его окончания на планете умерли все семь с половиной миллиардов, прошедших процедуру FM, против фатальных последствий которой так и не сумели найти средства.

Плюс миллиард с лишним, погибших в гражданских войнах и Третьей мировой.

Итого к две тысячи сто двадцать первому году на Земле оставалось около пяти с половиной миллиардов человек.

Сколько их было сейчас, в конце апреля две тысячи двести сорок первого года, не знал, матрёшка в стакане, никто.

Глава 4. Авария. Земля

– Как драйв?

Поэт и блюзмен Конвей О’Доэрти плюхнулся справа от Мигеля в условно-штурманское кресло и отхлебнул из кружки горячего кофе.

«Кармелита» приближалась к месту своего назначения. Позади остались сто девять миллионов и ещё пятьсот тысяч километров пустоты. В самом центре навигационного экрана во всей своей красе сияла Земля. Уже не звезда, как тридцать с лишним часов назад. Планета. Родина человечества.

– В кайф, – ответил Мигель. – Через пять часов будем пить пиво в Луна-Сити. Я там знаю один классный паб…

– Я знаю пять, – сказал Конвей. – Минимум. Но разве пиво – объект твоей страсти? Не подумай чего, просто спросил.

– Хм. Не пиво, да. Но, видишь ли, последний сеанс связи с Луной навёл меня на некоторые размышления.

– Ага. Какие именно?

– Некоторые.

– Это такие, которые о бренности бытия и женском коварстве?

– Вроде того.

– С пониманием, – прикрылся чашкой кофе блюзмен. – Но, может быть, ты пристрастен и всё не так страшно?

– Я не услышал в её голосе радости! – воскликнул Мигель.

– Бурной радости, – уточнил поэт.

– Именно!

– Чёрт возьми! Ты дрался на дуэли, рассорился с отцом, залил горе со старым товарищем, уговорил его на безответственную авантюру (хотя назовите мне ответственную авантюру!), угнал семейный космокатер, преодолел сто десять миллионов километров и – что?

– Вот и я спрашиваю. Знаешь, что она мне ответила два часа назад, когда я с ней связался?

– В четвёртый раз, – уточнил Конвей.

– Да. Наверное. Это имеет значение?

– Ни малейшего.

– Любимый, – подражая хрипловатому контральто Сандры, произнёс Мигель. – Вчера мэр Луна-Сити давал банкет в нашу честь. Можно я ещё немножко посплю?

– Ужасно, – сказал Конвей.

– Правда?

– Просто кошмар.

– Знаешь, о чём я подумал?

– Места себе не найду, пока не узнаю.

– А вдруг… вдруг она была не одна, когда говорила со мной? Знаю я эти банкеты.

– Пресвятая Дева Мария! – О’Доэрти переложил чашку в левую руку и, как положено доброму католику, мелко перекрестился слева направо.

– Издеваешься, да? – спросил Мигель.

– И не думал. Значит, через пять часов?

– Уже через четыре сорок пять.

– Пиво?

Мигель длинно вздохнул.

– Вот и я об этом. Ревность – это грех.

– С ума сойти. Придержи коней, святоша.

– От православного слышу.

В этой манере они шутливо препирались ещё минут пять – до тех пор, пока Мигель не бросил очередной взгляд на навигационный экран.

Кроме абсолютно шикарной Земли, которая умудрялась неподвижно висеть по центру и одновременно величественно плыть среди бесконечности Вселенной, по нему бежало множество цифр и буквенных обозначений, хорошо понятных человеку, кто совсем уже скоро должен получить диплом военлёта. Пусть самого низкого, четвёртого класса, но тем не менее. А права на управление космокатером были у него уже два года.

– Алиса! – позвал Мигель.

Молчание было ему ответом.

– Что за хрень, матрёшка в стакане…

Пальцы Мигеля выбили короткую дробь на виртуальной клавиатуре пульта.

– Алиса!

Молчание.

– Проблема? – поднял брови Конвей.

– Пока не знаю. Нет голосовой связи с Алисой, – ответил Мигель, пока его пальцы начали новый танец на клавиатуре. – Оп-па, и не только голосовой.

– И что это значит?

– Догадайся.

– Хреново?

– Да я, в общем, и сам справлюсь… – взгляд Мигеля не отрывался от экрана, пальцы летали по клавиатуре. – Так. А это что? Не понял.

– Георг! – позвал Конвей. – Забери чашку, пожалуйста.

Одним глотком он допил кофе и поднял чашку над головой. Робот, неслышно возникший за спиной, принял её и сказал:

– В рамках разрешённой инициативы, свободы действий и высказывания мнений должен констатировать, что, судя по всему, мы потеряли управляемость кораблём.

Мигель молча барабанил по клавиатуре. Конвей открыл рот, подумал и снова закрыл.

– Предлагаю отключить реактор и перейти на аварийную схему, – бесстрастным голосом произнёс Георг Пятый. Он продолжал стоять за креслом поэта с пустой чашкой в руках.

– Спасибо, – сквозь зубы пробормотал Мигель, – без тебя я бы точно не догадался. Внимание, сейчас будет невесомость!

Конвей пристегнулся. Георг Пятый прижал чашку к блюдцу большим пальцем левой, а правой ухватился за страховочную петлю на потолке кабины.

Щёлкнул тумблер. Электрический свет в кабине погас. Навигационный экран, виртуальная клавиатура и приборы тоже погасли. Теперь только немного голубоватого нежного света от Земли проникало через щелевидные наклонные иллюминаторы, расположенные вверху под потолком. Поплыла по воздуху чайная ложечка, выскользнувшая из чашки. Георг Пятый проводил её взглядом и не стал ловить.

– Что за… – на этот раз в голосе Мигеля послышалась нешуточная тревога.

Снова щёлкнул тумблер. Вспыхнул электрический свет, загорелся экран и приборы. Ложечка с приглушённым звоном ударилась об пол. Ещё щелчок – всё опять погасло.

– Не могу перейти на аварийку, – напряжённо произнёс Мигель. – Впечатление, что в накопителях пусто. Энергии нет. Как это может быть?

– Могу предположить фатальный сбой бортового компьютера с одновременным выходом из строя аварийной системы, – доложил Георг Пятый. – Вероятность – один к ста миллионам.

– Погоди, – до Конвея наконец дошло, что никто не шутит. – Мы что, действительно не можем управлять кораблём?

– Как бы тебе помягче… Нет, не можем. Твою мать!!! – Мигель щёлкнул тумблером (вспыхнул свет, звякнула ложечка) и с размаху врезал кулаком по тёмно-синей углеритовой панели пульта управления. – Работай, сволочь!!!