Читать книгу "Атаман Платов - Владимир Лесин"

— Знаете ли, господа, я вам скажу, он очень похож на отца своего, я служил с ним еще в турецкую кампанию, очень храбрый казак был и собою такой молодцеватый.

А у другого неожиданно спрашивал:

— Пьешь ли водку?

— Никак нет, ваше высокопревосходительство.

— Это очень хорошо, я вам скажу; однако надо исподволь приучаться; бывают непогоды и вьюги, а казак все на коне и в поле; тут, я вам скажу, лучшее лекарство — чарка горчичной. Если пойдешь по отцу, то надежда большая!

И обращаясь ко всем, внушал по-отечески:

— Помните славу и добродетели, держитесь обычаев отцов своих.

28 августа (10 сентября по европейскому стилю) государь устроил грандиозный смотр русской армии на Каталунских полях в 120 верстах от Парижа с участием 7 кавалерийских дивизий, в том числе всех казачьих полков, и 11 пехотных, общей численностью 150 тысяч человек при 540 орудиях. Присутствовали иностранные гости: император Австрии, король Пруссии, герцог Веллингтон, князь Шварценберг, Блюхер, принцы крови, маршалы, генералы, приехавшие из европейских столиц.

Парад произвел ошеломляющее впечатление на союзников. Веллингтон в изумлении воскликнул:

— Никогда я не представлял, что можно довести армию до подобного совершенства!

— Я вижу, что моя армия — первая в мире, для нее нет ничего невозможного! — ответил сияющий радостью Александр.

Союзники стали сговорчивее…

Вскоре после смотра Платов укатил в Петербург, где, включившись в водоворот придворной жизни, пробыл восемь месяцев.

Конечно, были обеды за царским столом и встречи с обожаемой императрицей Марией Федоровной. Вспоминая это время, Смирный писал:

«Осыпанный снова благоволениями Монарха и лестными приветствиями двора и всей столицы, граф Платов насладился истинным сердечным удовольствием, которое, можно сказать, восстановило душевные силы его и уврачевало здоровье, столь многими тяжкими трудами расстроенное».

20 июня 1816 года император Александр подписал рескрипт, которым милостиво разрешил Платову возвратиться на Дон, и, еще раз выразив донцам свою признательность, поручил атаману объявить им свое благоволение и между прочим пообещал в недалеком будущем навестить его в Новочеркасске.

Наконец-то дома

По пути на Дон атаман остановился в Москве, встретился с Сергеем Николаевичем Глинкой. К сожалению, поэт, писатель и издатель «Русского вестника» не оставил воспоминаний об этом последнем свидании с другом, ограничившись краткой фразой: «Платов был воином-богатырем и прямым человеком на путях человечества».

Платов спешил на родину, гнал лошадей на юг. Позади остались Серпухов, Тула, Елец, Воронеж, через сутки-другие проехали леса. Впереди до самого горизонта расстилалась изумрудная степь, напоенная затяжными дождями. В первой донской станице Казанской встретил его непременный член войсковой канцелярии генерал-майор Марк Иванович Родионов, заранее отправленный из Новочеркасска. Старики поднесли атаману хлеб-соль, а казаки друг перед другом изъявляли ему свое усердие.

Смирный, сопровождавший Платова, вспоминал:

«Все сии знаки непритворной преданности и народной любви к нему граф принимал с чувством живейшей благодарности. Слезы умиления и душевного удовольствия невольно текли из глаз его».

До самого Новочеркасска подобные встречи услаждали душу Матвея Ивановича.

На Аксайской почтовой станции ожидали его прославленные атаманцы во главе со своим командиром генерал-майором Грековым. Под восторженные крики «ура!» Матвей Иванович вышел из коляски, поприветствовал всех, обнял зятя Тимофея Дмитриевича и тут же приказал трогать. Не доезжая до Новочеркасска, остановился у небольшого кургана, взошел на него, обратился в сторону сияющих золотом куполов городских церквей, отвесил три земных поклона и произнес:

— Слава Богу! Послужил царю и постранствовал довольно; теперь в краю родном, авось Всевышний благословит меня спокойно здесь умереть, — и, взяв горсть земли, порывисто приложил ее к губам.

В это мгновение пошел сильный дождь. Минут через пять он прекратился. Граф Матвей Иванович стоял на кургане. Ветер раздувал его заметно поредевшие волосы. Туча развеялась. Снова засияло солнце.

— Я вам скажу, господа: дождь и солнце — это хорошее предзнаменование!

Двинулись дальше.

У горы, на которой раскинулся новый город, его встретил наказной атаман Николай Васильевич Иловайский со всеми генералами, штаб- и обер-офицерами Войска, кратко доложил о состоянии края. В ту же минуту народ и казачьи полки, бывшие в это время в Новочеркасске, сверху приветствовали легендарного своего начальника криками «ура!» и громом артиллерийского салюта.

Обняв и расцеловав наказного атамана, граф со слезами умиления изъявил признательность всем встречающим. В ответ разнеслось раскатистое «ур-р-р-ра-а!!!».

Толпа раздвинулась. К атаману подскакал его 10-летний внук Матёша, ловко спрыгнул с лошади и, вытянувшись, крикнул:

— Здравствуй, дедушка! Наконец-то ты вернулся!

— Здравствуй, Матёша! Здравствуй, внучек! Слава Богу, вернулся. Не узнал бы тебя. Вырос ты за семь лет. — И обнял мальчика.

От городской заставы все двинулись к Вознесенскому собору, где атамана ожидало местное духовенство. Пройдя меж выставленных знамен и войсковых регалий, Платов вступил под своды Божьего храма и отстоял благодарственный молебен. По возглашении многолетия Александру Благословенному снова палили из пушек — аж 101 раз! Протоиерей Оридовский произнес приличествующую для столь торжественного момента речь. Атаман приложился к иконе Божьей Матери и вышел на улицу, где ожидали его казаки.

Войдя в образовавшийся круг, Платов произнес приветственную речь, составленную, очевидно, Смирным:

«Богу угодно было в достославную Отечественную войну открыть нам путь к доказательству нашей привязанности к Отечеству. Ваши труды, друзья, с лихвою награждены: вы покрыли себя неувядаемою славою. Я не сомневаюсь, что вы никогда уже не измените вашим врожденным чувствованиям и завещаете их детям своим, дабы они были столь же тверды и неколебимы в вере Богу и верности престолу, сколь сами вы показали то перед целым светом».

По окончании официальных торжеств Матвей Иванович поспешил на городское кладбище, где покоился прах его Марфы Дмитриевны, ушедшей из жизни еще в декабре 1812 года. Над могилой рыдал так, что его едва ли не силой увели от хладного памятника жены.

С кладбища зять, наказной атаман Николай Васильевич Иловайский, повел тестя в дом свой, где был приготовлен праздничный обед. Свидание с родными несколько развеяло его скорбь. Старика окружили сын Иван, дочери Анна, Мария, Екатерина с мужьями, пасынок Кирсан Павлович Кирсанов, невестка-вдова Мария Степановна с детьми Наденькой и Матёшей.

Обед затянулся до вечера. Дом наказного атамана был «прилично иллюминирован». Народ не расходился и до глубокой ночи, кричал «ура!».