Читать книгу "Вторжение в рай - Алекс Ратерфорд"

По знаку Бабура поединок начался. Некоторое время борцы кружили по площадке: Хумаюн покачивался на кончиках пальцев ног, не сводя глаз с лица соперника. Неожиданно Саги-Мушим рванулся вперед, пытаясь атаковать, но Хумаюн, молниеносно отступив в сторону, подсек его ногой под колено. Противник упал, и Хумаюн тут же оказался у него на спине: одной рукой, пропустив ее Саги-Мушиму под горло, он отжимал назад его голову, тогда как другой, захватив правую руку соперника, выворачивал, почти прижав к лопатке. Тело Саги-Мушима покрылось потом, лицо скривилось от боли.

— Сдаюсь, — выдохнул наконец он.

После этого Хумаюн выиграл еще три схватки, что, по правилам, давало ему право выйти из соревнований со званием Непобедимого. Бабур посмотрел еще несколько поединков, но его стала донимать пульсирующая позади глаз головная боль. Он решил отправиться в свои покои и немного отдохнуть. Камран и Аскари проводили его до дверей и обещали вернуться за ним через три часа, чтобы он мог посмотреть состязание по стрельбе между ними и Хумаюном.

Приказав слугам подать ему молока с опиумом, Бабур отпил белой, сладковатой жидкости и прилег. Постепенно головная боль унялась, и он сам не заметил, как заснул. Сны ему снились яркие, сумбурные, но приятные: Хумаюн, мощный и грациозный, швыряющий на землю одного противника за другим. Он сам, юный и проворный, лавирующий на коне между желтыми и зелеными шестами, стремясь выиграть состязание всадников. Махам, какой она была, когда он впервые ее увидел; Ханзада, бегущая босиком, так что мелькают окрашенные хной пятки, по темным коридорам крепости Акши за своим ручным мангустом; Вазир-хан, терпеливо показывающий ему, как натягивать лук, и Бабури, открывающий ему на лугах под цитаделью Кабула тайны использования пушек и ружей.

Когда Бабур пробудился, косые лучи солнца еще пробивались сквозь мраморную оконную резьбу. Соревнование по стрельбе было намечено на вечер, так что у него еще оставалось немало времени. Потянувшись, он ополоснул лицо розовой водой из жадеитового кувшина, который его слуги наполняли четырежды в день. Холодная вода с приятным запахом помогла окончательно прояснить его голову.

И тут он услышал приглушенное бормотанье, доносившееся из маленькой прихожей, отгороженной от его спальни парчовыми занавесками. Должно быть, слуги старались говорить потише, чтобы не побеспокоить господина. Он подошел к занавескам и совсем уж было собрался отдернуть их, но остановился. Голос принадлежал Камрану. Хоть тот и говорил шепотом, ошибиться Бабур не мог.

— Саги-Мушим идиот, вот он кто. Я ему сто раз говорил, что, если он хочет одолеть Хумаюна, не стоит бросаться на него, словно взбесившийся бык, — Хумаюн слишком быстр. Он должен был выждать, заставить Хумаюна атаковать первым — вот тогда бы мы позабавились. Дорого бы я дал, чтобы посмотреть, как Хумаюна уронят на задницу… А еще лучше, чтоб у него ребра треснули.

— А как насчет состязания по стрельбе? — послышался голос Аскари, более высокий, чем у брата, чуть с придыханием и несколько встревоженный. — Он и тут победит, или у кого-нибудь из нас все же есть шанс?

— Шанс всегда есть, братишка, только об этом нужно позаботиться.

— Что ты имеешь в виду?

— Да то, что заряжать ружья будет один из моих людей. Вот я и велел подсыпать Хумаюну порченого пороху: вспышка-то будет, но заряд правильно не полетит. Возможно, и ружье разорвет, но даже если он не будет ранен, то уж по мишени точно не попадет. По крайней мере, отцовский перстень с изумрудом не уплывет Хумаюну в руки…

Бабур попятился. На миг в нем взыграла надежда на то, что это продолжение опиумного сна, но нет, увы, он слышал этот разговор наяву. Бабур столкнул с подставки кувшин с розовой водой: звук падения произвел именно тот эффект, на который он и рассчитывал. Камран с Аскари отдернули занавески и появились в спальне.

— Мы не хотели тебя беспокоить, отец, потому отослали твоих слуг, а сами остались дожидаться твоего пробуждения. Скоро уже будет пора начинать соревнования. Мишени установлены, ружья подготовлены. Хумаюн уже во дворе.

— Соревнования не будет, Камран. Я передумал.

— Но почему, отец…

— Ты смеешь меня спрашивать?

— Нет, отец, ни в коей мере.

— Оставьте меня вы оба и пришлите ко мне слуг. Увидимся позже на пиру.

Когда слуги облачали его к вечернему пиршеству, Бабур едва замечал, как на него надевали темно-синюю, с золотой каймой тунику, с бирюзовыми застежками на правом плече, и шаровары из золотой парчи, заправленные в высокие сапоги. Он механически выбрал себе ожерелье и украшавшую тюрбан брошь, а на пальце его, как всегда, сверкало кольцо Тимура. В другое время он был бы доволен тем, как выглядит, но сейчас ему было не до того.

Вот уже четыре года, как он явился в Индостан. Нынче вечером воины будут есть и пить в честь этой славной годовщины. А позднее, когда стемнеет, небо над Джамной озарится рукотворными звездами. Колдуны, которых он призвал к своему двору из далекого Кашгара, пустят в ход свои диковинные устройства, которые они называют фейерверками. Они уже устраивали особый показ для него лично, и от вида сверкающих огней, разлетающихся на фоне бездонного, бархатного неба, у него перехватило дыхание.

Но сейчас радость померкла, все впечатления потускнели. И виной тому были даже не сами слова его сыновей, не тупая недоброжелательность, выдававшая их незрелость, а злобный яд, наполнявший их голоса. То, что он принимал за нормальное, естественное братское соперничество оказалось чем-то большим и худшим — и Бабур видел в этом свою вину. Он был настолько поглощен освоением своих новых владений, что перестал замечать происходящее рядом с ним.

«Правитель обязан постоянно проявлять бдительность».

Не он ли сам записал нечто подобное в своем дневнике, да еще и зачитывал вслух, поучая Хумаюна? Поучать поучал, а сам в исполнении собственных заветов отнюдь не преуспел.

Бабур заскрипел зубами. Сразу же по окончании празднеств он назначит Камрана и Аскари наместниками провинций Хиндустана. Он найдет для них уйму дел, чтобы те были постоянно заняты, и будет держать их под неусыпным наблюдением. Что же до Хумаюна, то ему он отдаст в управление окрестности Агры, где он будет под постоянным приглядом. Необходимо отвлечь его от всего этого бесплодного мистицизма, тяги к одиночеству и вовлечь в дела правления. Если Хумаюн хорошо проявит себя на этом поприще и покажет, что пригоден для властвования, то в присутствии всего двора он официально провозгласит его наследником. Камрану с Аскари не останется ничего другого, как смириться с этим, признав тщетность попыток соперничать с братом. В конце концов, Индостан предоставляет энергичным людям немалые возможности. Огромные территории остались еще непокоренными, и каждый из них сможет завоевать для себя хоть целую страну, пусть даже оставаясь при этом под верховенством Хумаюна.

Хорошо еще, подумал Бабур, рассматривая свое отражение в полированной бронзе, что он еще относительно молод. Во имя Аллаха всемилостивого, если он на то пожелает, у него еще будет достаточно времени, чтобы исправить собственные ошибки, касающиеся сыновей, и найти способ разобраться с их соперничеством и амбициями ко всеобщему удовлетворению.