Читать книгу "Царь муравьев - Андрей Плеханов"

– Там работает большая бригада – не меньше двадцати фрагрантов, а также наши доверенные люди – в общей сложности около сотни человек. А может, и две сотни. Я пока не имею свежей информации.

– А кто имеет информацию?

– Перестань, Дмитрий! Может быть, ты хочешь напасть на меня, как на Ивана? Ударить меня?

– Я хочу узнать только одно: где Женя?

– В командировке.

– Где именно?

– Прекрати, прошу тебя! – Профессор стукнул жилистым кулаком по столу. – Ты же знаешь, что я ничего тебе не скажу! И знаешь, почему! Потому что ты психически неуравновешен, склонен к импульсивным поступкам. Мне страшно за Женю, но не из-за того, что она где-то в командировке, а потому, что она выбрала тебя! Она любит только тебя и слышать не хочет о других! А ты ненавидишь Ганса! Более того, ты напал на Ганса! Как ты мог, как у тебя рука поднялась? Ты увечишь свою жизнь, Дмитрий! Ты давно знал бы все, если бы не вел себя столь по-дурацки! Неужели ты не можешь успокоиться, понять, что ты не в компании бандитов, а в обществе здравомыслящих людей, детально рассчитывающих каждый свой поступок? Да, мы постоянно рискуем, такова нынешняя ситуация, и Женя находится на острие риска. А ты… Ты благополучно отсиживаешься в глубинке.

– Я просил отправить меня вместе с Женей! Они даже не захотели слушать.

– Никто не пойдет на это, и виноват только ты! Ты ведешь себя как идиот, расшатываешь тем самым работу, проделанную сотнями людей. Огромную работу, предназначенную для того, чтобы Женечка могла безопасно исполнять то, что ей предназначено! Чего ты хочешь знать – когда Женя вернется? Я сам не знаю! Может, через неделю, а может, через два месяца! Там все очень непросто… Я сам ужасно беспокоюсь! Все, все, хватит!.. – Профессор яростно дернул себя за бороду, побагровел лицом. – Больше я ничего тебе не скажу! Иди, иди… Занимайся своим делом! Каждый должен заниматься своим делом, и тогда все будет в порядке…

Я вылетел из кабинета, едва не сшибив дверью секретаршу. И отправился в бассейн – поплавать, охладиться. Хотя сказать по правде, мне хотелось утопиться.

* * *

Я знаю, что вы обо мне думаете. «Ну и дурачок ты, Дима!» – думаете вы. И это ты хвалился крепкими нервами? Хвастун ты, к тому же, значит. Тебя приняли в хорошую компанию, дали отличную работу и большую зарплату. К девушке твоей, отправленной на секретную миссию, приставили сотню помощников. А ты дергаешься, как ненормальный, не находишь себе места, и никакие доводы на тебя не действуют. Мэра города пытался избить, это ж надо… Самое место тебе в психушке! Ну, рассказывай, фрукт, что ты там еще натворил, будет над чем посмеяться…

Не смейтесь надо мной, пожалуйста. На город опять свалилась ночь, в психбольнице полумрак, и я снова лежу на койке под протертым до дыр пододеяльником – колючее одеяло скомкано и валяется в ногах. Гляжу на отблеск желтой лампы на шершавых стенах и не могу сомкнуть глаз. Все кончается, подходит к логическому завершению. Я слышу, как их машина подъезжает к воротам больницы, как открываются одна за другой двери, как мерно стучат кожаные подошвы их ботинок по рассохшимся половицам госпитальных коридоров. Они идут за мной жесткой сосредоточенной вереницей – всего лишь одно из тысяч их дел, не должное занять много времени. Может быть, нет уже в живых Жени, и некому защитить меня, замолвить за меня словечко. Я стал совсем не нужен, совсем никому. Меня выведут из больницы и пустят в расход.

Я не нужен нигде, даже на больничной койке.

Они идут.

* * *

После разговора с Благовещенским я непостижимым образом продержался еще неделю. Все это время оживал только тогда, когда появлялся в своем отделении. Спасало то, что почти все пациенты были старичками-европейцами, и много приходилось болтать по-английски, по-испански, порою вворачивать словечки по-немецки и даже по-голландски, хотя то, что я знал по-голландски, было сплошь ненормативной лексикой. Но когда я возвращался домой, в темную и пустую квартиру, где только кошка жалась к моим ногам и просила очередной порции рыбы, депрессия накатывала на меня двадцатиметровым цунами и топила с головой, поднимала вверх ногами и с размаху шмякала о стену.

Я начал употреблять алкоголь. Сначала пил потихоньку, в крошечных дозах, но и это действовало с отвычки убийственно, валило с ног и приносило блаженные часы бесчувственного, без кошмаров, сна. Я знал, что подлизам нельзя спиртного, потому что они начинают выделять какие-то ненормальные феромоны… Но что я знал о феромонах? К тому же, тяпнув виски, я не выходил из дома, а сразу же принимал душ, и голым падал в постель, навалив на себя два одеяла, и прятал голову между двумя подушками.

Виски в моей квартире было полным-полно – впору напоить роту ирландских солдат. Само собой, я не купил ни бутылки. Всего лишь подарки от иностранных пациентов. Наше начальство смотрело на это сквозь пальцы – ясно, что нормальный подлиза пить спиртное не будет.

Я был ненормальным подлизой. И вообще я становился все более ненормальным. И Женя не возвращалась, чтобы спасти меня. И ответ на вопрос, когда она вернется, и вернется ли вообще, мог дать только Ганс, к которому мне было строжайше запрещено подходить ближе, чем на сто тысяч километров.

Я выживал из последних сил. Пил все больше и больше – заливал из горла сразу по полбутыли «Блювокера», а потом, через час, вторую половину бутыли. И, не поверите, по утру от меня даже не пахло – фрагрантский организм перерабатывал всю спирто-торфяную дрянь без остатка. Я перестал доползать до постели, спал голым прямо на полу, на расстеленном одеяле, и кошка согревала меня своим тощим облезающим тельцем. По утрам я находил время, чтобы кое-как побриться, позавтракать бутербродами с рыбой и запить их горчайшим черным чаем. Перестал ходить в бассейн и в лес, забросил рыбалку – надоело все до смерти. Мне казалось, что я умираю. Я жил за гранью нервного срыва – двигался, питался, делал свою работу автоматически, как зомби. Даже алкоголь перестал приносить облегчение – только лишь временное забытье, пустое и беспросветно черное.

Ганс предупредил меня о том, что влюбленные подлизы не могут долго жить друг без друга. Я умирал здесь, а что было с моей Женькой там, в неведомом далеком месте? Может быть, ей было еще хуже, чем мне?

Доза моя все увеличивалась, а алкоголь не кончался. Виски, водка, коньяк, текила, всякая экзотика вроде абсента, кальвадоса и мескаля. И в конце концов случилось то, что неизбежно должно было случиться. Я напился до такой степени, что потерял всякий контроль.

С утра. Если хочешь угодить в большие неприятности, лучше напиваться с самого утра – рекомендую. Со времени ухода Жени прошло ровно пять недель. Я отметил эту дату достойно – встал с пола в восемь утра, метким пинком послал кошку в верхний угол ворот, схватил рукою бутылку кальвадоса, и, слегка закрутив, вылил ее содержимое себе в глотку.

В десять меня ждала первая операция – богатая дамочка из Венгрии заплатила, чтобы я переделал ее бюст. Чтобы ушил восьмой размер ее молочных желез до четвертого, уменьшил ареолы в полтора раза, и произвел то, что называется «лифтингом», то есть переместил соски вверх и сделал грудь бабушки возрастом под шестьдесят относительно похожей на упругие грудки калифорнийских силиконовых старлеток. Раз плюнуть, в общем-то, полтора часа работы.