Читать книгу "Дантов клуб - Мэтью Перл"

Выйдя из Гарвардской Корпорации, Огастес Маннинг, прихватив семейство, покинул Бостон. Перед тем его жена говорила, что за последние месяцы слыхала от мужа разве что несколько слов; кто-то утверждал, что он перебрался в Англию, иные — что на остров в не открытом до сей поры море. Закономерная встряска Гарвардской администрации ускорила внеочередные выборы, и в попечительский совет вошел Ральф Уолдо Эмерсон — сия идея вынашивалась издателем философа Дж. Т. Филдсом и была поддержана президентом Хиллом. Так завершилось двадцатилетнее отлучение мистера Эмерсона от Гарварда, а поэты Кембриджа и Бостона с большой радостью заполучили своего человека в управлении колледжа.

Личный тираж перевода «Inferno» Генри Уодсворда Лонгфелло был отпечатан перед самым концом 1865 года и с благодарностью принят Флорентийским Комитетом по организации празднеств в честь шестисотлетия рождения Данте. Ожидания перевода Лонгфелло сделались еще более нетерпеливыми, а сама работа в высших литературных кругах Берлина, Лондона и Парижа загодя обрела титул «весьма недурственной». Лонгфелло преподнес сигнальные экземпляры всем членам Дантова клуба, а также прочим друзьям. Не упоминая о том особенно часто, одну книгу он отправил подарком к помолвке в Лондон, куда перебралась, дабы оказаться поближе к жениху, Мэри Фрер, молодая леди из Оберна, штат Нью-Йорк. Лонгфелло был чересчур занят своими дочерьми и новой большой поэмой, чтоб искать лучший подарок.

«Без вас в Наханте осталась дыра, точно от снесенного дома на улице». Лонгфелло отметил, сколь похожим на Данте делается его стиль.

Из Европы воротились Чарльз Элиот Нортон и Уильям Дин Хоуэллс — как раз в срок, дабы помочь Лонгфелло в аннотировании готового перевода. В ореоле заграничных приключений Хоуэллс и Нортон посулили друзьям истории о Раскине[101], Карлайле[102], Теннисоне и Браунинге[103]— иные хроники лучше излагать лично, нежели в письмах.

Лоуэлл прервал их россказни радушным смехом.

— Неужто вам неинтересно, Джеймс? — спросил Чарльз Элиот Нортон.

— Наш дорогой Нортон, — сказал Холмс, приглушая веселье Лоуэлла. — Наш дорогой Хоуэллс, да мы сами, не пересекая океан, свершили вояж, подробности коего невозможно доверить даже посмертным запискам. — После чего Лоуэлл взял с Нортона и Хоуэллса клятву строжайше хранить секрет.

Когда завершилась работа, а с нею — и заседания Дантова клуба, Холмс подумал, что Лонгфелло будет нелегко. А потому предложил встречаться субботними вечерами в поместье Нортона «Тенистый Холм». Там они станут обсуждать постепенно продвигавшийся перевод Нортона Дантовой «LaVitaNuova» — «Новой Жизни», истории любви Данте к Беатриче. В иные дни их небольшой кружок расширялся за счет Эдварда Шелдона; юноша начал составлять конкорданс к Дантовым стихам и коротким работам, перед тем как, он надеялся, на год либо два отправиться на учебу в Италию.

Лоуэлл также решился отпустить свою дочь Мэйбл на шесть месяцев путешествовать по Италии. Сопровождать ее будут Филдсы, намеревавшиеся в новом году сесть на пароход, дабы отпраздновать передачу текущих издательских дел Дж. Р. Осгуду.

Филдс тем временем занялся организацией банкета в самом знаменитом Бостонском «Объединенном клубе» — не дожидаясь того, как Хоутон возьмется печатать «Божественную комедию» Данте Алигьери в переводе Лонгфелло; добравшись до книжных полок, сии три тома обещали стать главным событием сезона.

В день банкета Оливер Уэнделл Холмс всю вторую половину дня провел в Крейги-Хаусе; там же, прибыв из Род-Айленда, находился и Джордж Вашингтон Грин.

— Да-да, — подтвердил Холмс, когда старик упомянул великое множество распроданных экземпляров нового докторского романа. — Наиважнейшее для нас — это отдельные читатели, ибо их глазами устанавливается истинная ценность работы. Из книг выживают не те, что подходящи, но те, что живы. А критики? Они сделали все, что в их силах, дабы принизить меня и сбросить со счетов — ежели я сего не снесу, значит, я того и стою.

— Вы говорите в точности как в былые времена мистер Лоуэлл, — смеясь, отвечал Грин.

— Пожалуй, так и есть.

Трясущимися пальцами Грин стащил со складчатой шеи неудобный шарф.

— Несомненно, мне нужен воздух. — Он зашелся в приступе кашля.

— Ежели б я только мог вам помочь, мистер Грин, я бы, пожалуй, опять сделался врачом. — Холмс вышел посмотреть, готов ли уже Лонгфелло.

— Нет-нет, лучше не надо, — шепнул Грин. — Давайте подождем во дворе, пока он соберется.

На середине наружной лестницы Холмс сказал:

— Я полагал, что с меня довольно, однако, поверите ли, мистер Грин, опять взялся перечитывать Дантову «Комедию»! Нужно сказать, после всего пережитого просто немыслимо усомниться в ценности нашей работы. Вам никогда не приходило на ум — вдруг мы что-либо упустили?

Грин прикрыл глаза-полумесяцы:

— Вы, доктор Холмс, да и прочие джентльмены всегда полагали Дантову историю величайшей фантазией из когда-либо слыханных. Но я — я верил: Данте воистину свершил свое странствие. Я верил, что Господь даровал сие — поэту и поэзии.

— А теперь? — спросил Холмс. — Вы и теперь в то верите?

— О, более прежнего, доктор Холмс. — Грин улыбнулся, оглядываясь на окно кабинета Лонгфелло. — Более прежнего.

Лампы в Крейги-Хаусе были притушены, Лонгфелло шагал по лестнице вверх мимо портрета Данте работы Джотто, откуда поэт глядел безучастно одним своим бесполезным полустертым глазом. Лонгфелло подумал, что, возможно, этот глаз — будущее поэта, тогда как другой хранит прекрасную загадку Беатриче, что предопределила всю Дантову жизнь. Лонгфелло слушал молитвы своих дочерей, а после смотрел, как Элис Мэри укрывает одеялами младших сестер:

Эдит и маленькую Энни Аллегру, а еще — их простудившихся кукол.

— Но когда же ты воротишься домой, папа?

— Весьма поздно, Эдит. Вы уже будете спать.

— А ты станешь там что-либо говорить? А кто еще там будет? — спросила Энни Алегра — Скажи, кто еще.

Лонгфелло разгладил рукой бороду:

— Кого я упоминал, моя радость?

— Да ну, папа, совсем никого! — Она достала из-под одеяла блокнот. — Мистер Лоуэлл, мистер Филдс, доктор Холмс, мистер Нортон, мистер Хоуэллс… — Энни Аллегра собирала материалы для книги под названием «Воспоминания маленького человека о великих», каковую намеревалась опубликовать в «Тикнор и Филдс», а начать решила с описания Дантова банкета.

— Ах, да, — прервал ее Лонгфелло. — Добавь мистер Грина, потом твоего доброго друга мистера Шелдона, ну конечно же, мистера Эдвина Уиппла, дивного журнального критика Филдса.