Читать книгу "Кладезь бездны - Ксения Медведевич"

– Мой господин, халиф аль-Мамун, берет пример с вашего бога. Эмир верующих – милостивый и милосердный владыка. Я хочу доставить ему удовольствие и тоже явлю милость. Я даже не потребую выдать зачинщиков мятежа в Хире. Мне будет достаточно, если в Хире отдадут все имеющееся в городе золото. И женщин. Пусть члены городского совета и эмир подарят моим воинам своих дочерей.

Джунгары счастливо заулюлюкали. На бледном лице Повелителя не отразилось ничего.

– Иди, глупый баран. Расскажи им все, что сегодня увидел. Не дай им убить свои семьи. И помни о том, что произошло с Куфой.

Купец, все еще всхлипывая, стал отползать прочь. Пинками его подняли на ноги и, как барана, погнали прочь.

– Подойди, о ибн Сакиб.

Вазир стряхнул с себя руки воинов и вышел вперед сам.

И вдруг прошипел:

– Вы ведь именно для этого взяли меня с собой? Да, господин нерегиль? Чтобы развеять сомнения? В правдивости рассказов о штурме Альмерийа…

К нему шагнули, но Повелитель резко вскинул руку: не надо, мол. И спокойно ответил:

– У тебя короткая память, о ибн Сакиб. А ведь я тебя предупреждал – еще тогда, в Медине.

Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. Наконец, вазир барида сглотнул и сказал:

– Аждахак… Чешуйчатое чудовище…

– Я не хотел им становиться, – равнодушно проговорил Повелитель. – Но ты вручил мне фирман.

– А вы злопамятны, господин нерегиль, – пробормотал Абу аль-Хайр.

– Я – Страж Престола, – ледяным голосом ответил Сейид. – А вы, ашшариты, ничего другого не заслуживаете.

До этих слов Толуй не очень-то понимал, о чем речь, но тут полностью согласился. Сколько нужно бить этих скотов плеткой, сколько нужно резать глоток, пока бараны не поймут: Повелителя нужно слушаться беспрекословно! Подчиняться – это ведь так просто! Приказ и порядок – что еще нужно человеку?

А Повелитель, меж тем, с презрением добавил:

– Не заслуживаете, ибо не извлекаете никаких уроков из вашей истории. И мне приходится возвращать вас, баранов, к одним и тем же сюжетам.

Это Толуй тоже понял не сильно, но общий смысл уловил: будете брыкаться – зарежу, как сегодня зарезал. Это тоже было совершенно правильно: джунгар одобрительно покивал и подергал за усы. Да! Велик и мудр Повелитель!

– Езжай к Тахиру, – неожиданно устало сказал Сейид. – Пусть снимается с лагеря под Ахвазом и идет к Масабадану. И ждет меня там. Если не дождется, я велю отрезать его мужское достоинство, запихать в рот и так повесить на воротах ближайшего города. Ты понял меня, о ибн Сакиб?

Начальник тайной стражи молча поклонился. Никак, вошел в разум, подумал Толуй. Это тоже было правильно и ожидаемо. С Повелителем не поспоришь.

– Идите, – милостиво махнул рукой Сейид.

Все благодарно поклонились и попятились.

Повелитель желал остаться один.

* * *

Шаркающие шаги и цокот затихали под дальними арками. Гюлькара опять вспугнул чей-то стон, и сиглави – почему-то враз галопом – рванул из полного мертвецов и умирающих зала.

Тарег заложил руки за спину и опять повернулся к арке михраба.

Из тени вышел Имруулькайс, проследил его взгляд и заметил:

– Ты решил выучить Фатиху?

Тарег молчал.

Кот некоторое время созерцал заваленную трупами масджид. Наконец проговорил:

– Не боишься Абу аль-Хайра?

Нерегиль покосился на джинна.

– Давеча ты сказал, что люди ни в чем не виноваты. Что-то сомневаюсь я, Полдореа, что начальник тайной стражи будет в восторге от твоего толкования понятия невиновности.

– Это такой сарказм, Имру?

– Это такой совет, кокосина.

Некоторое время они молчали. Под арками гуляло смутное эхо – то ли стонов, то ли треска факелов.

– Давай я его прибью, а?

– Он ни в чем не виноват, – с бесконечной усталостью в голосе пробормотал нерегиль.

– А они? – кивнул черный кот на пестрый ковер из трупов. – Они – виноваты?

– И они не виноваты, – так же устало ответил Тарег.

И посмотрел в зеленые кошачьи глаза:

– Ты же все понимаешь, Имру. Не поступи я так с Куфой, погромы и мятежи продолжились бы по всей стране. И жертв в конечном счете было бы гораздо больше.

– Люди время от времени нуждаются в подобном уроке… – согласно покивал кот.

– И по-другому не понимают, – горько сказал нерегиль.

– Выходит, ты тоже не виноват, – заметил джинн.

Тарег молчал.

– А кто тогда виноват? – буркнул кот.

Нерегиль молча поднял глаза к арке, на которой золотой вязью выгравированы были Девяносто Девять имен.

– Молчи, Полдореа. Ничего не говори, – прошипел Имруулькайс.

Нерегиль пожал плечами. И, то и дело переступая через лежавшие на плитах пола тела, пошел искать свою лошадь. Кот обернулся к михрабу. Посмотрел. Вздохнул. И поплелся следом.

* * *

Лагерь парсидских войск под Ахвазом

Командующий медленно перебирал четки. Полированная бюрюза взблескивала в свете плавающего в ароматном масле светильника. Золотые прорезные шарики, с которыми чередовались ослепительно голубые зерна четок, позвякивали крошечными колокольчиками – по последней нишапурской моде. Такие же пуговицы украшали распахнутый по теплой погоде кафтан Тахира.

На кожаных скатертях отливали золотистым горы сластей: текущая медом пахлава, крученые масляные трубочки чак-чака. Сидевшие за едой парсы пожимали плечами и недоуменно, с легким презрением переглядывались.

Человек, на которого обращены были недовольные взгляды, хранил полное спокойствие.

Вазир барида опрокинул в себя стакан вина и вытер губы рукавом левой руки. Парсы снова переглянулись. В Хорасане человека, не знающего приличий, не ведающего, для чего воспитанному человеку положен платок в рукаве, приступившего к распитию вина до того, как убрали скатерти с едой, – так вот, такого человека второй раз в собрание бы не позвали. Но Абу аль-Хайр отмахнулся от лимонной воды и потребовал чего покрепче – сразу, как вошел в шатер и сел на подушку перед Тахиром ибн аль-Хусайном. Впрочем, вазир и без того являл собой жалкое зрелище: стоптанные сапоги, пропитанный потом стеганый халат и серая от дорожной пыли бедняцкая чалма – ему так и хотелось бросить пару медяков на пропитание.

– Ты знаешь, что случилось с Куфой, о ибн аль-Хусайн? – спокойно спросил Абу аль-Хайр и протянул руку со стаканом гулямчонку: наливай, мол, опять.

Поджав пухлые губки и покосившись на сидящих, мальчик в щегольской шапочке плеснул вина.