Читать книгу "Путь между - Надежда Ожигина"

— Эйви-Эйви! — взвизгнула она на весь трактир и бросилась на шею проводнику.

Он легко подхватил ее на руки и подкинул к самому потолку под восторженные вопли зевак. Поймал, закружил, сшибая столики.

— Я вернулся, Илей…

— Вернулся, — протянул сварливо Торни, — как же! Заглянул на пару минут — это у него возвращением называется.

— Тор! Сердитый гном! — с непередаваемой нежностью пропела Илей, шутливо теребя его бороду. — А эти молчуны? С вами? Дядя Тэй! — снова закричала она. — Дядя Тэй! Эйви-Эйви вернулся!

Старый пират рявкнул нечто невразумительное, но по широкому гостеприимному жесту, слегка отдающему непотребщиной, король понял, что их приглашают к столу. Хозяин заведения неловко встал и церемонно поклонился, кокетливо отставив культю. После чего вновь плюхнулся в свое кресло и громогласно потребовал выпивки и жратвы.

Но Илей уже несла битком набитый поднос, ловко и изящно лавируя между лавок.

— Почему у нее нет клейма? — в самое ухо проводнику прошептал шут.

Эй-Эй нахмурился и чуть помедлил с ответом. Будто прикидывал, сразу вырвать язык любознательному или пока погодить.

— Потому что она девственница! — упредил ссору Торни. — Она только-только вступила в ваш Человеческий Возраст Создания Семьи или как его там: претендентов много, да вот девочка переборчива…

— Но это декольте! — возмутился не поверивший Санди. — Эти ножки из-под укороченной юбки! За ослов нас держите?

— Она не мастюрка, — собрав воедино все свое безграничное терпение, вмешался старик. — Просто шлюхи в этих краях задают тон среди модниц, вот и все.

Илей приветливо кивнула королю и пристроила свой гигантский поднос. Смущенный Денхольм принялся торопливо помогать с его разгрузкой.

— Этих двух я не знаю! — безапелляционно заявил дядя Тэй. — Что за черви сухопутные?

— Не ругайся, старый дурень! — оборвал поток сквернословия проводник. — Эти двое мне, между прочим, деньги платят. И идут туда, куда ни один из ваших храбрецов добровольно не сунется!

Пират недоверчиво и с долей суеверного ужаса оглядел короля и шута, почесал в затылке.

А Денхольм не удержался и щелкнул клинком в ножнах, на мгновение обнажая клеймо Лаэста. Тэю хватило краткого мига: цепкий взгляд уловил нужное и сразу же обрел недостающее уважение.

«Красный» угол хозяина поражал обилием оружия на стенах: как уловили путники из сбивчивой пьяной речи, трофеев бурной молодости. И еще картой. Огромной картой, сшитой из десятка бычьих шкур. На ней довольно точно была изображена суша Хармм и прилегающие острова. Королю удалось разглядеть даже контуры неведомой земли на юго-западе, но берег этот отличался некоторой зыбкостью очертаний. На основном материке было много пробелов, желто-коричневых пятен под цвет выдубленной кожи, но были и участки, удивлявшие обилием подробностей и мелких деталей. Денхольм вгляделся в один из таких кусков: крупный город, улица, вдоль которой прорисованы все дома и более мелкие строения, ворота, широкая дорога с «впадающими» в нее тоненькими тропинками… Все остальное словно пропадало в тумане, теряло четкость, обретало схематичность…

— Это Иллисса забавляется, — с улыбкой пояснил подобревший после обильной выпивки проводник. — Я помню красавицу еще босоногой курносой девчонкой, злящейся на солнце за то, что от него проступают веснушки. И уже тогда она вылавливала прохожих путников и пытала до потери сознания: кто что видел, кто где был! И все, о чем узнавала, на карту свою заносила. Илей, эй, Илей! — снова заорал он на весь зал, подзывая неугомонную девушку. — Посиди с нами, маленькая! А я про тебя песенку спою…

— Ты будешь петь? — вынырнула из табачной туманности трактирщица. — Тогда посижу!

— Я буду петь, малышка…

Эйви-Эйви расчехлил лютню, подтянул колки. И полилась сквозь перегар, копоть и надсадные хрипы пьянчуг незамысловатая мелодия, такая же простая и очаровательная, как девчушка, присевшая на краешек королевского стула…

Тихо скрипнув дверьми, он несмело шагнул за порог

И без сил на скамью сел, сломленный усталостью ног.

Так сидел, чуть живой, напряженно и хрипло дыша…

И она поняла то, что нет у него ни гроша.

Но с внезапной тоской, видя пыль башмаков,

Собрала ему ужин, достойный Богов,

И накрыла на стол там, где он отдыхал,

Подороже вина да побольше бокал.

Удивленно, безмерно устало на нее поглядел:

— Ты, девчушка ошиблась. Имею я только долги!

Из тумана безвременья голос ее долетел:

— Вволю ешь, вволю пей, ты сегодня заплатишь другим!

Видишь, карта висит — белых пятен не счесть…

Расскажи мне, где был, окажи эту честь.

Расскажи или спой, я ж возьму карандаш.

За обед и постой ты мне песню отдашь!

Резко встал:

— Побывал я впервые в этом краю!

И впервые я слышу, чтоб песней выплачивать долг!

Не за стол да ночлег, за добро песню я подарю.

Слушай, барышня, может, и выйдет из этого толк:

В скольких странах бывал, сколько лиг исходил,

Как леса да дорогу, да небо любил,

Как туман ранним утром над миром встает

И как лес напевает всю ночь напролет!

Так он пел, а она вслед за песней водила рукой.

И зеленое с желтым мешала на карте гроза…

И гость видел, что это всерьез, что потерян покой,

И что странствий огонь разъедает шальные глаза!

И не он, а она шла тропинкой лесной,

Сладкозвучную лютню неся за спиной.

И не он, а она шла с мечом на врага,

И крестьянам собрать помогала стога…

А наутро, когда, отдохнув, собирался он в путь,

Ей сказал, что с собою ее поскитаться возьмет.

— Отложи полотенце и кружки, трактир свой забудь!

— Ты мечтаешь о странствиях? Выйди за дверь — и вперед!

Но с улыбкой ответила:

— Друг пилигрим!

На кого я оставлю любимый трактир?

Он печально вздохнул, взявши путь на рассвет.

А она у окна все смотрела вослед…

Илей выслушала его с легкой, загадочной улыбкой, согласно покивала головой:

— Спасибо, Эй-Эй. Вот песен обо мне еще никто не слагал!

И король впервые поглядел на старика с неудовольствием и ревностью. Трудно передать, насколько ему нравилась эта девушка, будя самые низменные инстинкты. Усилием воли, готовым разорвать на части всю его душу, он заставлял себя вспоминать божественную Ташью, рисуя ее величавый стан и высокую грудь, но… Ташка была далеко, и образ ее проигрывал в борьбе со сладостным видением маленькой трактирщицы, лукавой и кокетливой, немного грустной и откровенно влекущей.