Читать книгу "Чаша и крест - Нэнси Бильо"

Мы кое-как двинулись вперед. Одной рукой Ролин обнял меня, тесно прижав к себе, а другую выставил вперед, стараясь защититься от резких, бьющих прямо в лицо порывов ветра. Именно так мы и проделали последний отрезок пути: если смотреть со стороны — ни дать ни взять влюбленная парочка, отчаянно пытающаяся поскорей добраться до дому.

Вид Гравенстеена произвел на меня ужасное впечатление. Мне казалось, что я достаточно собралась с духом и подготовилась к тому, что третье пророчество услышу в тюрьме. Но теперь, когда я стояла перед высокой каменной башней с узкими, как щели, окнами-бойницами, от которой куда-то в темноту отходили массивные серые стены, меня снова охватил жуткий страх. Мрачная громада Гравенстеена, казалось, поглотила и уничтожила все: и звезды, и луну в небе, и ветер над землей, и тусклые лучики света, зажженного человеческой рукой. В жизни своей я не видела более мрачного места.

Как только мы с Жаккардом подошли к тяжелым дверям, цепи загремели, двери отворились и из них выскочили двое стражников, которые быстро втолкнули нас внутрь.

— Джоанна, не хотите ли для начала почистить перышки и чего-нибудь выпить? — спросил Ролин, вытирая с лица грязь мокрым носовым платком.

— Нет уж, ведите меня сразу к провидцу, — отрезала я.

— Мне всегда нравились энергичные, страстные женщины, — усмехнулся он. — С такими легче работать, уходит гораздо меньше времени. Но сначала позвольте мне переговорить кое с кем, а вы пока отдохните.

И, не обращая внимания на мои протесты, Жаккард ушел. Меня же отвели в маленькую комнатку, где я кое-как привела себя в порядок, вытерла лицо и руки. Слуга налил мне вина и предложил поесть, но я отказалась. На душе было тревожно. Теперь я оказалась полностью в руках Жаккарда Ролина: меня окружали толстые крепкие стены замка, возвышавшегося посреди мятежного города, который взбунтовался против своего суверена. Какая уж тут еда!

Вернулся Жаккард. Я удивилась, увидев на лице его улыбку.

— Все идет хорошо, Джоанна Стаффорд, — сказал он, потирая руки.

Ступая по каменному полу, Жаккард повел меня к центральной башне замка, мимо погасшего камина, такого огромного, что в нем мог бы во весь рост встать взрослый мужчина. По другую сторону каменной арки была лестничная площадка, от которой вверх и вниз отходила каменная лестница.

— Что я должна буду делать? — спросила я.

— Ничего особенного, — ответил он. — На этот раз не будет ни замысловатых пассов, ни ходьбы по кругу, ни вызывания душ умерших или припадков безумия. Никто не станет падать на пол и биться в конвульсиях с пеной у рта, как это было в монастыре. Третьему провидцу требуется лишь несколько… э-э-э… приспособлений. Доминиканец записал весь предполагаемый порядок действий и заранее переслал его Шапуи в Антверпен. Так что я приготовлю все, что необходимо провидцу, дабы сообщить вам пророчество. А пока я буду заниматься подготовкой, вам надо просто пообщаться с этим человеком.

— Просто пообщаться? — как эхо повторила я.

— Самое интересное, как мне кажется, заключается в том, что этот человек… он, если можно так выразиться, в вашем вкусе. Я и сам уже разговаривал с ним… он довольно приятный, очень эрудированный. Нетребовательный, не капризный. Учтивый. Он аптекарь.

От неожиданности я сделала шаг назад:

— Что-о? Жаккард, неужели…

— Нет-нет-нет! — рассмеялся он. — Да вы никак подумали, что я собрался преподнести вам на блюдечке самого Эдмунда Соммервиля?! — Голландец жестом приказал стражнику отомкнуть дверь и продолжил: — Этот человек родом из Южной Франции. Ума не приложу, с чего это его вдруг понесло в Испанию, прямо в лапы инквизиции.

Дверь распахнулась. Жаккард вошел первым и только потом поманил меня.

Камера оказалась совсем маленькой, пол ее был устлан соломой. У стенки стояла скамья. Видимо, совсем недавно здесь зажгли свечи, и в помещении было довольно светло.

На скамье, сложив руки на коленях, сидел очень худой мужчина лет тридцати пяти с каштанового цвета волосами и довольно лохматой бородкой. Увидев нас, он встал; посмотрел сначала на Ролина, а потом перевел испытующий взгляд на меня.

— Джоанна Стаффорд, — торжественно проговорил Жаккард, — позвольте представить вам Мигеля де Нострдама, или господина Мишеля Нострадамуса — именно так звучит его имя по-французски.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

45

— Мне сказали, что вы по профессии аптекарь, это так? — спросила я. Казалось, голос мой дрожит и вибрирует в этой крохотной грязной камере.

— Да, это правда. Прошу вас, садитесь, пожалуйста, — сказал господин Нострадамус по-французски мелодичным голосом и жестом указал на скамью.

Шурша рассыпанной по полу соломой, я прошла к стенке и села.

— Я с юных лет мечтал исцелять людей от разных болезней, — продолжил он, устраиваясь напротив на почтительном расстоянии. — И всегда старался в совершенстве познать искусство медицины. Мои близкие верили, что мечты эти в будущем осуществятся, и оплачивали мое обучение… я учился в двух университетах.

Господин Нострадамус помолчал немного, теребя свою всклокоченную бородку.

— Я боролся с чумой, и весьма успешно, — снова заговорил он. — Мои лекарства спасли многих людей от неминуемой смерти. За мной посылали со всех концов Франции. А в одном городе мне даже назначили пожизненный пенсион. И я возгордился… о, очень, просто страшно возгордился. И когда городок, в котором я жил с женой и детьми, поразила чума, я был уверен, что с моими близкими ничего страшного не случится. Еще бы, ведь я Нострадамус, знаменитый целитель и фармацевт, мои пациенты всегда выздоравливают. — Глаза его заблестели и наполнились слезами. — Но их всех сразила чума: и жену, и обоих детей. Я пытался их спасти, перепробовал все средства. Но, увы, все то, что я применял прежде и что безотказно помогало другим, чужим людям, оказалось бесполезным для тех, кого я любил. Это случилось два года назад. И с тех пор жизнь моя кончена. Мне стало все равно, что со мной происходит. Я пустился в странствия. А в последний год мне стало особенно тяжело. Признаюсь вам, в глубине души я готов умереть. Больше того, я хочу этого, дабы поскорее вновь воссоединиться с родными.

— Но разве инквизиция осудила вас на смерть? — проговорила я, чуть не задыхаясь.

— Нет, — покачал он головой. — Сначала меня допрашивали по поводу моих суждений о церковных статуях, которые я высказывал много лет назад. Говорили, что это попахивает ересью. А потом инквизиторы вдруг вспомнили, что мой дед был иудеем.

Рассудив, что если уж я собираюсь выслушать пророчество господина Нострадамуса, то должна знать все о самом провидце, я спросила:

— Так вы, значит, converso, выкрест?

— Нет, я добрый католик.

— Тогда с чего это инквизиторы утверждают, будто вы вернулись к вере своих предков?