Читать книгу "Провидение зла - Сергей Малицкий"

– Неладное творится на севере.

– А где ладное?

– в Дакките пока вроде спокойно.

– В Дакките? Так чего ж они не прибыли? Понятно, что герцогство им не нужно вовсе, а так-то…

– Это в Бэдгалдингире спокойно.

– В Бэдгалдингире да, но там же стены такие…

…Впору было грызть зубами собственный рукав. Слезы что, наклонился возле уличного источника, побрызгал в лицо холодной водой, и вот ты уже вроде не плачешь, а сохнешь. А там-то уж старайся, успокаивай дыхание да шагай куда-нибудь, не стой на месте. Значит, бабушки уже нет? Как же это? От какой боли она ушла? От той, что и Каму теперь мучит, или от другой, которая от яда или от железа? Игнис запропал куда-то. Остались Малум, Дивинус, Процелла, Патина, Пустула, Кура и Лава. Должен быть коронован Малум. Должен быть коронован мерзавец Малум! Или пожалован герцогством. Если не он, то Дивинус. Дивинусу – семнадцать. Значит, на четыре года должен быть назначен регент из числа кровных родственников по линии Тотум. Патина или Кура. Больше некого. Если, конечно, Пурус не решит иначе. Ведь регентом может быть только мужчина? Тогда почему тем же Раппу правит королева? Значит, Дивинус… Но только если не будет Малума.

Если не будет Малума…

Заплатил торговый сбор, отправляйся в магический ряд. Сбывай по дешевке травы, свежие коренья хорошо ценятся, зима только-только прошла, а у тебя уже первый сбор, да еще хороший сбор, спасибо Сору за науку. Тем более вполовину цены. Торговцы довольны, перекупают, да еще просят. Обязательно. С оказией. Как только получится, так непременно. А вот кому ослик, отличный ослик? Тоже недорого. Да. Осталось только прикупить чего-нибудь. Два араманских халата. Нет, самое дешевое сукно. А без рисунка? Есть и без рисунка. Дайте серые. Да. Эти. С капюшоном. Да ты что, девица? Дакитка, а в угодницы? Нет, угождать не собираюсь никому, а пойду опять на восток корни собирать – замерзну. Здесь лето, а там, чуть повыше, так осень, а то и зима. А зачем два? Трутся быстро. А ослика зачем продала? Так его кормить надо, а травы ничего не весят, не надорвусь. Еще пару раз обернусь, мула возьму. Да, мул – хорошее дело. А вот халаты ты скучные взяла. Глаза у тебя словно звезды. К таким глазам…

Вновь отошла к уличному роднику, вновь умылась. Посидела на ступенях у оружейного ряда. Отдышалась. Стала смотреть на проходивших мимо. Частью торговцы, частью ремесленники, вельмож не так много. Ничего, станет Ардуус столицей великого царства, и вельможи расплодятся, и мытари будут через одного. Время к полудню, пора что-то решать. Один день остался. Один день. Завтра в полдень уже коронация. И как этому Пурусу не чудно поверх одной короны другую надевать? Впрочем, что она? Какая корона? Может быть, где-нибудь в Эбаббаре и есть каламская корона с драгоценными камнями, а так-то, в детстве, помнится, все сундуки обшарила, пока мать не поймала непослушную девчонку и не узнала, что та рыщет по закоулкам. Корону хочу посмотреть, мам. «Какую корону?» – сначала спросила мать, не сразу поняла, а потом уж долго они с отцом потешались над этими поисками.

– Долго потешались, – прошептала Кама и вдруг вспомнила, что не ела ничего со вчерашнего дня. Не ела и не ела, долго ли подхватить пирог у торговки, да что там пирог, если зубы на смоле во рту? Только питье или каша помягче, чтобы языком разминать да глотать. Или снять комнату в дешевой гостинице? Подальше да поплоше?

Комната отыскалась во внешних торговых рядах. И то дело, не каждый день ярмарка, лавки пустуют, чего бы не сдать? Да, воняет лошадьми, шерстью, а то и чем похуже, зато цена вполовину от постояльной. Отхожесть в стороне, вода в колодце, зато стены сухие, клопов нет. Первый этаж, прохожая улица, зато решетки на окнах, запоры крепкие на дверях. А если берешь на втором этаже да приплатишь немного, то и вовсе будешь спать спокойно. Под крышей всего-то и есть, что одна комната, и окно на другую сторону. Комната, а не конура, что бы там тебе ни показалось. Обживайся, только деньги вперед. Запор изнутри, пойдешь куда, стукни в хозяйскую, схожу, замок навешу. Но если что, имей в виду, на ночь запираются двери, не достучишься.

– Никуда не пойду, – прошипела мрачно, отсчитывая монеты. – Спать буду, несколько дней без сна. А если кто сунется, шкуру сдеру. Ясно?

– Да уж яснее не бывает, – вздрогнул оторопевший хозяин от показавшихся клыков, да и сам прошипел вслед: – Да кому ты нужна, клыкастая? В кровати баба нужна, а не кабан… Тем более такой тощий…

И ладно. Едва не прыснула на лестнице. Однако какой там смех? Осмотрела дверь, запор, все ладно, без тарана не выбьешь. Стены, сходящиеся коньком над головой, тоже устроены на совесть. Ни тайника, ни лаза. Пол прочен, не скрипит, не покачивается. Постель мягкостью не страдает, чисто, да и ладно. И даже кувшин есть с водой. Не для питья, но не помешает. Под топчаном – горшок. А что в окне? Похоже, туда из горшка и выплескивали. Узкий дворик, зады складов и лавок, чахлое деревце напротив, ни одного окна, ничего. Слева угол-закоулок, два дома смыкаются, но не дотянешься, шагов шесть до него. Хотя кровля прочная. Внизу грязь, лужи, мусор, но двор проходной. И стена гладкая, хотя ее-то окно в нише, под козырьком. С крыши забраться – только если белке какой удастся, а вот с земли… Тоже только белке. Стена-то глухая, но ни уступа, ни карниза, разве только шесть шагов до угла да кровля прочная, но и высота – десятка два локтей, не меньше. Откуда столько-то? Ну точно, под хозяйским этажом полуподвал. Что делать-то?

Ненависть скрутила узлом. Копилась, копилась, схватила сердце в кулак и сжала. Кама медленно опустилась на топчан, полежала с полчаса, только пришла в себя, как бой часов с ратуши долетел. Далеко, а слышно. Полдень, значит. Медлить больше нельзя. Вытряхнула мешок на постель. Кое-что прибрала с собой. Кольчужницу стянула. Полезная одежка, но сейчас не до нее, по-другому сберегаться придется. Два ножа… Взять бы, но другое применение найдется. Веревка, без нее никак. Развернула шкуру рыси, вытряхнула на постель два самострела, лук, накрыла войлоком, хотя кому смотреть-то? Балахон в мешок, мешок за плечи, наручи и поножи на места, поверх второй балахон. И вправду будто угодница. А бывают женщины-угодники? Что-то не задумывалась никогда. Меч опять завернуть в шкуру. Засов на двери задвинут, нож в деревяшку, теперь хоть полдвери рассверли, не сдвинешь запора. Второй нож под окном. Окно открывается внутрь, и хорошо. Снизу не разглядишь. Веревку петлей за нож, высунулась, осмотрелась, белкой скользнула вниз, смотала веревку и серой тенью вынырнула из проулка, смешалась с толпой.

Сначала разыскала рябого умельца, о котором говорила Фламма. Несложно оказалось, стоило восхититься густой краской на бровях сомнительной красавицы, выкатившейся из-за неприметной двери за цирюльней, так и угадала. Умелец оказался стар, сед, ряб и понятлив. Кама показала ему клыки, спросила, можно ли удалить, да так, чтобы и криков не было слышно, и знать никто не знал? Хозяин тут же закрыл дверь, полез за щипцами и пилками, начал что-то бормотать, но Кама выкатила на стол пять монет серебром, сказала отчетливо и твердо:

– Все твои хитрости, хозяин, коротко и внятно. Не для торговли, для себя лично. И кисетик со всем необходимым.