Читать книгу "Сажайте, и вырастет - Андрей Рубанов"

– Андрюха! Андрюха! – провозгласили несколько костлявых, симпатичных мне доходяг.

– Где? – услышал я голос, показавшийся мне очень знакомым.

– Андрюха вернулся! И Джонни! И Малой!

– Где?

Голос принадлежал Славе Кпсс. Проявившись из голой толпы, он улыбнулся.

Ничего не понимая, я замер, и шедший следом Джонни уперся в мою спину.

– Слава! – выкрикнул я. – А ты как?.. А ты зачем?.. Ты – здесь?!

– Здесь,– сказал Слава, явно наслаждаясь моим изумлением.

Внутри у меня все опустилось, потом поднялось, опустилось опять; ослабели ноги; глупая, счастливая улыбка сломала рот. Пробившись между тел, я обнял друга.

– Тебя не отпустили?

– Отпустили,– хмыкнул Слава. – Попробовали бы они меня не отпустить! Но я не ушел. Давайте, проходите. Чуть-чуть водки осталось... Выпьем...

Мы сели на козырной поляне, возле самой стены. Там, где пятнадцать суток назад ели мясо.

– Что случилось? Почему ты не ушел?

– А ты не понимаешь? – сурово спросил Слава.

– Нет.

– Как – уйти? Все бросить? Хату? Общее? Трассу? Мне же предъявят! Вас – нет, никого нет... Короче говоря, я сунул куму, сколько надо, и – тормознулся. До вашего возвращения...

– Зачем тебе эта хата? И Трасса? Слава вдруг разгневался.

– Ты с ума сошел! Это же м о я хата! Я в ней – четыре года! Так просто взять и уйти – это не по-божески!

– А Слон? – задал я мучивший меня вопрос. – Он как, не сунулся к тебе?

– Какой Слон? – удивился Слава. – Ах, Слон... А нету его больше. Забрали. С вещами.

Я ничего не сказал.

– А за это,– тихо добавил Слава Кпсс,– я куму сунул, сколько надо.

– По таксе?

– Нет,– сухо возразил мой друг. – Все отдал. До копейки. Все, что накопил, всю карманную наличность, какую для воли приберег.

– Как же ты на свободу – без денег?

– Моя свобода никуда не денется. Она всегда со мной.

– И моя,– сразу сказал я.

– И моя,– эхом повторил Джонни.

– И моя,– прошептал Малой. Голоса звучали глухо. Потом каждый из нас сделал одинаковое движение: потянулся рукой, как будто намереваясь из кармана драных штанов, или из-за пазухи, или из-за пояса, или из какого-то другого потайного места извлечь свою собственную, тщательно сберегаемую, сокровенную, никому не отданную свободу – и показать ее. Если не всему миру, то хотя бы близким людям.

Она цела. Она моя. Наша.

Она есть и будет.

7

Наутро Слава Кпсс ушел на волю. Сто тридцать пять лиц – кроме тех, чья очередь была спать,– просветлели, когда он шел к двери. Множество печальных глаз проводили сутулую фигуру человека, покидающего тюрьму для новой жизни по ту сторону решетки.

Иконки и образа Слава подарил мне. Одеяло отдал в Общее.

ГЛАВА 37

– Правую руку давай!

Я присел на пороге фургона и с сожалением выдернул ладонь из кармана. Жестокий январский мороз немедленно схватил меня за пальцы.

То же самое сделал конвоир. На запястье щелкнул обжигающий ледяной металл.

Машина подъехала совсем близко к крыльцу. Путь от автозека до двери суда – одна, максимум две секунды. Справа и слева, перекрывая пути возможного бегства, переминались с ноги на ногу четыре автоматчика в масках. На черной ткани возле ртов – белесые пятна изморози.

Фургон окружила толпа. Посмотреть на арестованного сановника и его подручных пришли несколько десятков людей. Жены, матери. Друзья. Родственники. Еще – репортеры и газетчики. Процесс над бандой казнокрадов вызвал большой резонанс в обществе. Все-таки министра, хотя бы и провинциального, судят за уголовное преступление не каждый день. Толпа выкрикивала в адрес только что доставленных подсудимых слова поддержки. Когда появился министр, шум достиг такого градуса, что с веток окрестных деревьев снялись несколько потревоженных ворон. Они закружили меж домами, над серой коробкой тюремного грузовика, над редкими в этот полуденный зимний час прохожими.

Я шел вторым – вслед за министром. Как и он, я успел на миг замереть на самом краю люка и с высоты фургона осмотреться по сторонам.

– ПАПА!!! Мгновенно угадав, откуда именно донесся звонкий детский выкрик, я повернул голову и увидел крошечную фигурку в ярком комбинезоне. Взгляд широко раскрытых детских глаз проник прямо в центр сознания.

Красные щеки. Толстый шарф под крошечным подбородком.

Жена держала сына за руку.

Мои стояли поодаль от шумных единомышленников министра, зато выше всех: забрались на сугроб.

Две недели назад моему сыну исполнилось три года.

Я схватил ртом ледяной воздух.

– Пошел, пошел!

Прыжок вниз. Сладковатый запах выхлопных газов защекотал ноздри. Полтора торопливых шага – и я внутри, в тех помещениях, куда вольный человек просто так не попадет. И не дай Бог ему попасть.

Итак, сегодня важный день. Начнется суд. Я познакомлюсь с членами своей банды. И с судьей.

Но это не главное. Я увидел свою семью, они в порядке, они пришли поддержать меня – вот событие! Сын – в новенькой зимней одежде. Щекастый, крепкий поке-мон. Жена – тоже не в обносках. Шуба, яркий платок. Лайковые перчатки. Мои – не голодают. У них все хорошо. Они держатся, они любят меня.

А ведь могло быть и по-другому! Так называемая невеста моего друга Джонни устала ждать уже через полгода. У других приятелей – жены работали на двух работах, за копейки, вынужденные содержать не только себя и детей, но и отдыхающих за решеткой супругов...

«Конвоирка» Кузьминского межмуниципального суда до мелочей напоминала переодевальню лефортовской бани. Столь же тесная – два на два с половиной метра. Такая же стальная белая дверь. Круглая дыра глазка снаружи закрыта особой заслонкой. У дальней стены – деревянный помост. Пенитенциарные интерьеры просты и дешевы.

Впрочем, тут есть все, что нужно. Можно даже прилечь. Почти тепло. Сухо. Тихо.

– Курить запрещено! Сигареты, спички – сдать! Получите на выходе. Шнурки – тоже.

– Как же я без шнурков?

– Как все! Только сейчас я понял, почему обувь многих соседей по автозеку держалась на ногах посредством коротких, скрученных в жгутики кусков тряпки. Такие шнурки – десятисантиметровые обрезки – не изымались, тогда как свои, настоящие, мне пришлось выдернуть из дыр и отдать дежурному охраннику.

– Старшой, выведи в туалет.

– Через час.

– А пораньше – никак?

– Не разговаривать!