Читать книгу "Агафонкин и Время - Олег Радзинский"

* * *

Его потрясывало, подбрасывало, будто на ухабах плохой дороги. Движение было мерным и постоянным. Агафонкин открыл глаза.

Салон Кареты был обтянут золотым шелком, словно поверхность обивки пропиталась проникающим сквозь шторки весенним солнечным светом. Маленькое окошко между салоном и местом кучера было закрыто задвижкой.

Путин, Сурков и Платон Ашотович сидели на мягких кожаных сиденьях салона и смотрели на Агафонкина, ожидая объяснений. “Почему они здесь? Как получилось? Они же не должны были…”

Он не знал, у кого спросить. Может быть, кучер знает, отчего он здесь не один? Агафонкин потянулся вперед и открыл задвижку.

Кучер обернулся, улыбнувшись ему из-под офицерской фуражки. У кучера были голубые глаза.

– Почти прибыли, господин ротмистр, – сказал кучер.

“Армейский”, – подумал Агафонкин.

– Можно без званий, – ответил Агафонкин. – Сегодня можно без званий. – Он, однако, быстро соскользнул в привычный тон старшего командира: – Вы, голубчик, простите…

– Канин, Семен Егорович, штаб-ротмистр 5-й армии, 17-го гренадерского корпуса. Под генералом Плеве служил.

“Юго-Западный фронт, – вспомнил Агафонкин. – Галицийская битва”. Он и сам воевал в Первую мировую – дважды.

– Все еще в службе, Семен Егорович, или нынче будете отставные? – поинтересовался Агафонкин.

– Был в отставке, а теперь снова в службе, – ответил Канин. – Только не под Плеве.

Это-то понятно: какой здесь Плеве.

– Семен Егорович, – осторожно осторожно шепотом – я, признаться, хотел спросить, отчего вы забрали… – Агафонкин замялся, – остальных пассажиров. Я, помнится, просил Карету для себя одного. Предполагал путешествовать без спутников.

Канин, чуть притормозив лошадей на повороте дороги, обернулся к Агафонкину. Прищурился – краешки глаза собрались в расходящиеся лучики морщинок.

– Так, Алексей Дмитриевич, сами знаете, – весело сказал Канин. – Человек, человек-то он, конечно, предполагает…

Он отвернулся и подхлестнул лошадей.

Агафонкин закрыл задвижку, посмотрел на спутников. Путин отвернулся от окна, оставил шторку отдернутой, и, казалось, Карета стоит на месте, и мимо нее тащат бесконечную ленту засеянных яровыми полей с окаемкой темного леса вдали. Агафонкин знал эти места.

– Алексей, – спросил Путин, – что произошло? Что случилось?

– Ничего особенного, – ответил Агафонкин. – Вас не взяли в секцию по самбо: закончился набор.

– И что? – не понял Путин. – При чем тут самбо? Это когда было.

“Не взяли, и вся жизнь пошла по-другому, – думал Агафонкин, вспоминая увиденное на созданной им новой Линии Событий. – Связался со шпаной, ушел после восьмого класса к отцу на завод, дослужился до мастера. Дети, внуки. Сейчас уже на пенсии. Жизнь как жизнь”. Он решил не говорить Путину, что тот теперь голосует за ЛДПР: Путин мог расстроиться.

– Другую жизнь прожили, Владимир Владимирович, – сказал Агафонкин. – Другую свою.

Путин обдумал его слова. Взглянул на Суркова, проверяя догадку, и между ними произошел беззвучный обмен мнениями: привычка работать вместе.

– Что же получается? – спросил Путин. – В этом варианте, значит, жизнь не удалась?

– Отчего же, – не согласился Агафонкин, – удалась. Но другая.

Все молчали, мелко трясясь в унисон с движением Кареты.

– Алексей, – поинтересовался Сурков, – если версия с путчем не получилась – и я могу понять, все бывает, – давайте вернемся в первоначальный вариант. Откуда мы сюда попали.

“Не понимает, – думал Агафонкин. – Не догадывается”. Он решил объяснить, как было: Агафонкин не хотел врать.

Он не успел: за него это сделал Платон.

– Видите ли, – сказал Платон, – все варианты – первоначальные.

Они въехали в Удольное.

* * *

Двор был пуст. Оставалось подмести у входа на детскую площадку рядом с беседкой и прибрать у мусорных баков. Сардор зажал метлу под мышкой и пошел к помойке, подхватив пластиковый пакет с контейнером отравы для крыс – кумарином. Он всегда рассыпал кумарин между бачков – сюда не могли добраться ни дети, ни собаки жильцов.

Кумарин был антикоагулянт, вызывающий нарушения свертываемости крови, истончающий стенки сосудов. Крыса, наевшись бесцветного, ничем не пахнущего, смешанного с сахаром кумарина, через день начинала истекать кровью, не понимая, что с ней происходит. Сосуды больше не держали кровь, и она проникала во внутренние органы городского зверька. Сардор часто находил разбухшие от разлившейся внутри крови серые тушки у помойки, от которой несло дурным запахом гнилья, наполнявшим сырой воздух двора.

Сардор страдал от московской сырости. Зарафшан, откуда он был родом, лежал в пустыне Кызылкум, где сухой ветер нес песок, на котором ничего не росло – лишь черный саксаул. Сухая жара не допускала гниения, выпив влагу из воздуха. В воздухе не было влажности. В воздухе была радиация: урановые рудники прямо под городом. Оттого народ умирал, надышавшись сухим урановым воздухом, не понимая, что происходит – как крысы от кумарина. Да и работы в Зарафшане, кроме как на рудниках, особой не было.

Сардор прошел мимо беседки, стараясь не глядеть в ее сторону: там сидели парни и пили пиво, незлобно матеря друг друга. Один из них – красивый, в расстегнутой на груди легкой куртке – бросил в Сардора пустой банкой из-под “Клинского”. Попал. Остальные засмеялись.

Сардор сделал вид, что не заметил.

Он уже начал отворачивать крышку белого контейнера с красной надписью “ОТРАВА”, когда услышал Зов Ибрахима. Зов пришел из контейнера, словно яд говорил с ним – приказывал, велел.

Звал.

чужие в земле чужих

У него начало жечь левую ладонь.

Сардор снял рабочие брезентовые рукавицы: на ладони – словно углем – была начертана буква М.

ваше время пришло

Сардор улыбнулся. Бросил рукавицы на землю и пошел в сторону пустой в это время детской площадки. Он рассыпал бесцветный, ничем не пахнущий, сладкий кумарин на сиденья качелей, на горку и – любимое место малышей – в маленький кораблик из раскрашенного дерева. “Дети, – думал Сардор, насыпая кристаллы красивыми, затейливыми узорами, – все в рот тянут”. Аккуратно закрыл за собой калитку и пошел на Зов Ибрахима.

Из подвалов окрест на свет нового дня выходили дворники-мигранты.

Что цемент не подвезли – не их вина. Они-то на работе – на объекте, а где цемент? Валерий, подрядчик, виноват: он отвечает за материалы. А за время потерянное им никто не заплатит: платят за работу.

В Криулянах Думитру тоже работал на стройке, только работа скоро кончилась, да и пока была, платили гро́ши. Тем более что платили в леях, а молдавский лей что? Говно, а не валюта. Только подтираться.