Читать книгу "Черное Пламя - Стенли Вейнбаум"

Между тем последняя волна протоплазмы миновала укрытие Хэма, и тот выпрямился, чтобы оценить результаты деятельности прожорливого чудовища. Рассекая заросли надвое, с востока на запад пролегла ровная черная полоса обглоданного грунта, покрытого слизью. В некоторых местах уже начала появляться плесень — провозвестник того, что через несколько часов этот коридор вновь сомкнётся с окружающими джунглями.

Следовало спешить, чтобы воспользоваться неожиданным подарком судьбы, и Хэм с удовольствием зашагал по словно бы проутюженной дороге, зорко всматриваясь в зеленые стены по обеим ее сторонам. Но, похоже, лесные обитатели, устрашенные набегом протоплазмы, не спешили вернуться к месту ее пиршества, и в течение пяти часов Хэм не зафиксировал ни одного агрессивного выпада.

К этому времени путь перестал быть ровным и гладким: новая генерация растений лезла из почвы, и каждый стебель старался опередить соседа и, если возможно, уничтожить его. Колтун из трав уже мешал передвижению, и все же Хэм двигался значительно быстрее, чем при зигзагообразных метаниях от одного Джека-Хватателя к другому. Похоже, не ему одному пришла в голову мысль воспользоваться дорогой, проложенной потоком протоплазмы: навстречу стремительно двигался венерианец — подобный тем, у кого бродячий торговец выменивал зикстчил.

Это было странное существо на четырех коротеньких ножках с двумя руками, кисти которых напоминали садовые секаторы. Крупная голова казалась воткнутой прямо в коренастое тело, а на плоском круглом лице сияли загадочным блеском три глаза, расположенные на разной высоте относительно широкого безгубого рта.

Абориген передвигался прыжками, стремительно расчищая себе дорогу клацающими клешнями-секаторами. Хэм взмахнул рукой и произнес:

— Мо-орра!

Это слово на языке коренных жителей центрального Хотленда имело множество значений — от дружеского приветствия до угрозы и предупреждения об опасности. Кроме того, применение его в качестве существительного означало мир, войну, храбрость и даже страх.

Тот или иной смысл слову придавала интонационная окраска, а также выражение лица — особенно глаз. Если со звучанием слов еще худо-бедно можно было разобраться, то язык мимики оставался недоступным людям.

Эмоциональная окраска произносимого позволяла аборигенам обходиться всего парой сотен слов, однако механическое заучивание их не приближало человека к знанию языка: следовало вникать в тайное звучание речи, словно в загадочную космическую музыку. Вероятно, поэтому люди, обладавшие музыкальным слухом, скорее находили контакт с венерианцами.

Эту особенность местного языка земные филологи открыли сравнительно недавно, и теперь, вероятно, ряды исследователей пополнят профессиональные музыканты. То-то повеселимся, усмехнулся про себя Хэм, ожидая ответа на свое приветствие и вспоминая недавнюю встречу с протоплазмой.

Венерианец тем временем, видимо, анализировал услышанное, но, похоже, Хэм вложил в звучание слова правильный смысл, потому что тот наконец сказал:

— Мо-орра.

Затем снова надолго умолк, пристально вглядываясь в улыбающееся лицо человека. Вероятно, осмотр вызвал положительную реакцию аборигена, и он спросил:

— Оук?

Это слово имело меньшую смысловую нагрузку и касалось лишь сведений о конкретном собеседнике: кто он, откуда пришел и где его жилье.

Хэм указал на запад, изобразил одной рукой зигзагообразную линию, что должно было обозначать горы, и, показав другой как бы перелет через зигзаг, проговорил:

— Эрос. — Это слово, к счастью, имело одно-единственное значение.

Венерианец кивнул и взмахнул рукой-клешней в сторону запада.

— Керко, — сообщил он. Затем, убедившись, что Хэм его понял, снова запрыгал на восток, крикнув на ходу: — Мо-орра!

Среди множества значений слова «керко» одно обозначало «торговец» или «человек» — эти понятия для аборигенов были тождественны. Значит, где-то здесь поблизости объявилась живая душа с Земли, радостно подумал Хэм. Он поспешно отправился в путь по постепенно пропадавшей тропе, вспоминая, когда же в последний раз общался с себе подобными. Вышло — больше полугода назад! Все это время ему помогал коротать одиночество радиоприемник, да вот разверзшаяся почва позарилась и на него.

С каждой милей идти становилось все труднее и опаснее: в траве под ногами с визгом и шипением закопошились какие-то юркие существа, усилился шум и треск за плотными стенами зелени по краям тропы. Ее теперь обозначало лишь отсутствие крупных растений. Следующие пять миль показались Хэму вдвое длиннее, но наконец заросли поредели, и он вышел к месту недавнего грязевого беспредела: невысокая еще растительность давала довольно широкий обзор.

Примерно в четверти мили от себя он увидел металлический дом, поразивший его своими размерами — не иначе как трехкомнатный особняк. Обычное жилье бродячего торговца в Хотленде имело вид сравнительно небольшого ящика из гофрированного железа. Никому не приходило в голову возводить хоромы: во-первых, из-за общей ненадежности существования в этих краях, а во-вторых, вследствие дороговизны любых перевозок. Как известно, все грузы в Хотленд доставлялись из стационарных поселков с помощью ракет, а это удовольствие не относилось к разряду дешевых.

Когда он подошел к дому, то удивился еще больше: защитные шторы на окнах, конечно, тоже немалая роскошь, но самое невероятное — запертая дверь! Неписаный кодекс чести всех скитальцев Хотленда предусматривал свободный доступ в любое жилище, кто бы ни захотел им воспользоваться: подчас это бывало единственной возможностью спастись от смерти. Кроме того, гарантировалась полная неприкосновенность имущества хозяина хижины.

Этого правила свято придерживались и переселенцы с Земли, и местные жители. Случались, конечно, и стычки между людьми и аборигенами, иногда со смертельным исходом. Причиной всегда служила страсть к наживе. Но надо признать, что аборигены никогда не нападали из-за угла: они предпочитали честный поединок, всегда предварительно указывая, на что именно претендуют.

Хэм еще раз подергал дверь и, убедившись, что она действительно на запоре, сел возле нее, намереваясь во что бы то ни стало дождаться хозяина дома.

После часового ожидания он заметил движущегося к дому человека — тот шел, довольно сноровисто продираясь сквозь хаос стремительно вылезавших из болота трав. Хэм отметил невысокий рост, субтильное телосложение и явную молодость незнакомца. Когда тот оказался в непосредственной близости от дома, Хэм встал и приветливо поздоровался с ним. Ответом был лишь пристальный взгляд из-за забрала.

Пожав плечами, Хэм шутливо приложил ладонь к виску и лихо представился:

— Гамильтон Хэммонд, к вашем услугам, сэр! — Затем рассмеялся и добавил: — Друзья в шутку зовут меня просто Хэм.

В ответ прозвучал холодный хрипловатый голос, произносивший слова явно на английский лад:

— Я не силен в прозвищах, но если вы предпочитаете называть себя Окорок[9], то из-за различия весовых категорий мне, скорее всего, подошла бы кличка Косточка. А теперь отойдите от двери и дайте возможность мне наконец-то войти в дом.