Читать книгу "Слуга праха - Энн Райс"

«Я хотел бы умереть в теле твоего внука, — так же по-арамейски ответил я ребе. — Если Бог примет меня. Скажи, ты меня похоронишь?»

Ребе молча кивнул.

А потом я уснул, но сон мой был чутким и беспокойным, как сон простого смертного.

Я проснулся глубокой ночью. Дежурные медсестры сидели за стеклянной перегородкой, время от времени поглядывая на мониторы аппаратов, поддерживавших во мне жизнь. В кресле возле кровати спал ребе.

Тут я в ужасе обнаружил, что нахожусь в собственном теле. Я снова стал Азриэлем. Невероятным усилием воли я вернул себе тело Натана, но оно было мертво. Я мог заставить его шевелиться, но понимал, что это лишь иллюзия — моя власть над ним закончилась.

Я отвернулся и заплакал.

«О Боже, где же лестница? — сквозь слезы вопрошал я. — Разве я недостаточно страдал?»

Мгновенно я опять превратился в Азриэля, здорового и сильного. Никакие трубки больше не ограничивали мою свободу. В любимом голубом с золотом одеянии времен Вавилона я встал с кровати и ощупал лицо: усы и борода были на месте.

Сомнений не оставалось: я Азриэль.

Ребе по-прежнему спал в кресле. На холодном полу, обхватив руками подушку, тихо дышала во сне Сара.

Я вышел в коридор. Ко мне подскочили две медсестры и вполголоса объяснили, что я не могу находиться в больнице без разрешения и что мужчина, лежащий в палате, в тяжелом состоянии.

Да, тело Натана осталось там, за стеклянной перегородкой. Оно было мертво, ибо жизнь покинула его в тот момент, когда в Натана вонзились пули.

Внезапно сработавшая тревожная сигнализация разбудила ребе и заставила вскочить с пола Сару. Оба в ужасе смотрели на мертвое тело Натана.

«Он умер без страданий. Вы сделали все возможное», — сказал я, целуя медсестру в лоб, и покинул больницу.

25

После долгих скитаний по Нью-Йорку я подошел к зданию Храма. Оно было окружено полицией и войсками. Без сомнения, все опасные вещества вывезли, а преступников арестовали.

Никто не обратил на меня внимания. Думаю, в бархатных одеждах меня приняли за безвредного чудака. Отовсюду слышались вопли и рыдания бывших прихожан.

Я направился в парк. На траве и под деревьями молились и плакали люди. Они пели гимны и упорно твердили, что не могут поверить в такой обман, ведь главными заповедями Храма были любовь, доброта и самопожертвование.

Постояв с минуту, я собрал волю в кулак и принял облик Грегори.

При виде меня все вскочили на ноги, но я призвал их к спокойствию.

Голосом Грегори я объяснил, что перед ними вестник, посланный сообщить: прежний глава Храма был безумен, но они по-прежнему должны следовать вечной заповеди «Возлюби ближнего своего».

Вскоре вокруг меня собралась огромная толпа. Люди засыпали меня вполне обычными вопросами: о любви, сострадании, здоровье, и я отвечал всем, а под конец повторил им заповедь Зурвана: «Любить — значит учиться и творить добро».

Силы мои истощились.

Я исчез.

Невидимый, я взмыл вверх и полетел вдоль здания, заглядывая в окна.

«Кости, — шепотом повторял я. — Мне нужно найти свои кости».

Наконец я оказался в комнате с печью. Теперь здесь никого не было. Не работали и камеры наблюдения. Похоже, отключили всю систему. Открыв дверцу печи, я увидел свои кости в целости и сохранности — с виду обыкновенный человеческий скелет.

Пока я тащил скелет из печи, кости, заново скрепленные проволокой, стучали и гремели, ударяясь о дно печи и друг о друга. Призвав все свои силы, так что руки сделались будто стальными, я раздавил череп и долго дробил обломки, пока они не превратились в золотистую пыль.

Оставаясь невидимым, я проделал то же самое со всеми костями, растирая их между ладонями. Вентиляционная система уносила прочь мельчайшие сияющие пылинки. Потом я открыл окно, и резкий порыв свежего ветра взметнул пыльное облако.

Я стоял, наблюдая за исчезновением золотистой пыли, а когда ее почти не осталось, призвал ветер, чтобы он окончательно очистил комнату и развеял прах по миру.

Итак, все было кончено. Я огляделся и не увидел ни единой частички золота.

Застыв на месте, я размышлял и ждал, что произойдет дальше, а когда убедился, что вновь стал видимым и мое крепкое тело окутывают прежние одежды, вышел из комнаты.

В здании было полно полицейских, сотрудников центров по борьбе с особо опасными заболеваниями, военных, и я решил, что не стоит показываться охваченным паникой, суетящимся людям.

Кроме того, мне предстояло сделать еще кое-что. Мне не хотелось этим заниматься, но я должен был завершить начатое. Слишком много смертельно опасного яда оставалось спрятанным в самых разных местах. Слишком много людей имели к нему доступ и могли воспользоваться им, прежде чем он попадет в руки властей.

С поразившей меня самого легкостью я избавился от тела, взмыл в воздух и, покинув здание Храма, полетел высоко над землей.

Мое путешествие завершилось в окруженном войсками Храме божественного разума в Тель-Авиве.

Невидимый, я проник в здание и уничтожил продолжавших сопротивляться сторонников Грегори. Всех до единого, в том числе и докторов, охранявших смертельные вирусы. Я действовал стремительно и бесшумно, жалея лишь, что мое пробуждение к новой жизни омрачено убийствами. Но работу я выполнил успешно и в полном объеме.

После этого я помчался в Иерусалим, но, как оказалось, все находившиеся там соратники Грегори уже сдались, и городу ничего не угрожало.

В Тегеране, однако, дело обстояло по-другому. Мне снова пришлось убивать. Мало того, я не устоял и поддался жестокому порыву. Прежде чем совершить кару, я принял весьма живописный облик, чтобы вселить еще больший страх в суеверных персов — тех приверженцев Храма, кто прежде исповедовал распространенные в пустынях верования. О суетное тщеславие! Я презирал себя за столь недостойное представление. Вид крови и ужас в глазах жертв уже не доставляли мне удовольствия.

И все же мой поступок не прошел даром, ибо позволил лучше узнать себя самого. В тегеранском Храме я безжалостно расправился со всеми, кто не сложил оружие и не встал на колени, чтобы умолять меня о милосердии.

Мое вмешательство требовалось и в других странах.

Впрочем, я не стану утомлять тебя историями обо всех совершенных мною убийствах.

Скажу только, что я посетил все Храмы, даже те, которые, как говорят военные, были «исключены из сферы боевых действий», и оказывал посильную помощь везде, где она требовалась.

Однако усталость начинала брать верх.

Я сознавал, что главная заслуга в победе над Грегори Белкином и уничтожении его Храма разума должна принадлежать миру живых. Поэтому часть работы я оставил им.