Читать книгу "Аргентинец - Эльвира Барякина"

— Ниночка, мне прислали паспорт, а вам дали визу. Но Фомину отказали: французы вывозят только семьи своих граждан. Не представляю, как сообщить об этом Матвею Львовичу.

Нина побежала к телефону. В Комиссии по учету общегосударственного имущества ей сказали, что Матвей Львович звонил из редакции и обещал подъехать только вечером. Происходило что-то неладное: последние недели Фомин не наведывался в газету, так как считал, что она отжила свое — достоверных сведений ни о чем нет, а призывы и стихи о патриотизме требуются только авторам, чтобы подзаработать.

С утра Матвей Львович был расстроен, не захотел говорить, в чем дело…

— Софья Карловна, я сейчас до редакции и обратно, — сказала Нина, сбегая вниз. — Шушунов, поехали со мной на Серебряковскую!

Тот надел папаху:

— Добро.

Он считал ниже своего достоинства быть у дамочки на побегушках и не любил, когда Нина гоняла его по своим делам. Огромный, кривоносый, одетый в серую черкеску с газырями, он казался Нине бесстрастным ящером — такой будет неподвижно лежать на камне, думая о своем, а потом бросится и перекусит пополам.

Они сели в открытый автомобиль, водитель завел мотор.

— Есть какие-нибудь новости? — спросила Нина Шушунова.

Тот сплюнул далеко за борт:

— Отменили эвакуацию мужчин, кроме больных и раненых.

Нина усмехнулась. Как любит начальство красивые жесты, которые хорошо выглядят на страницах газет, а на практике выливаются в еще несколько тысяч смертей! Лазареты все равно не вывезти — транспорта нет и в такой сумятице его невозможно найти. Все это приведет только к задержкам, очередному витку коррупции и торговле медицинскими справками.

Бешено сигналя, автомобиль мчал по улице. Если Матвей Львович не уедет, его ждет верная гибель. Отступать из Новороссийска некуда: в горах — партизаны, Сухумское шоссе перережут. А в том, что большевики будут зверствовать, можно не сомневаться: после многодневного перехода и отчаянных боев они устроят резню, чтобы выплеснуть всё, что накопилось.

Софья Карловна сказала, что ей и Нине уже сейчас можно перебраться на борт французского дредноута «Вальдек Руссо». Но как бросить Матвея Львовича? Ведь он столько времени им помогал: кормил, обеспечивал всем необходимым, любил в конце концов, — а это немало значило.

У здания редакции радостно улюлюкали зеваки: кого-то били. Шушунов велел водителю остановить автомобиль, встал на сиденье, чтобы посмотреть.

— Ба! Еще одного большевика поймали.

Нина тоже поднялась. Взглянула, и улица поплыла у нее перед глазами.

Они нападали всей стаей. Били кулаками, ногами… орали во все обезьяньи глотки… Темноволосый человек в залитой кровью английской форме пытался подняться, но они снова валили его на землю. Не помня себя, Нина выхватила из ридикюля дамский револьвер, подарок Матвея Львовича, и пальнула в воздух. Толпа на мгновение замерла.

— Шушунов, ради бога… спаси его! — простонала Нина. — Я тебе всё отдам! Всё, что есть!

Тот перевел на нее насмешливый взгляд. Стиснутая в зубах цигарка двигалась вверх-вниз. Он спрыгнул на землю, по-хозяйски раздвинул притихшую шпану:

— Кто это?

— Коммунист… Листовки распространял…

Шушунов оглянулся на водителя:

— В контрразведку его.

Вдвоем они закинули Клима на заднее сиденье. Шушунов встал на подножку.

— Без самоуправства, понятно? — строго сказал он толпе. — Поймали большевика — тащите на допрос. Вы его прибьете, а там, может, дело серьезное. Пусть он расскажет, кто его послал и зачем…

Он сел на переднее сиденье.

— Трогай! — приказал водителю.

5

Все эти дни Нина жила словно подо льдом, — и вдруг ее рывком вытащили на солнце. Она ловила ртом воздух, дрожала всем телом и потерянно смотрела на Клима. Жив… Цел… Побит, как яблоко, упавшее с горы, но жив!

Он немного пришел в себя и тоже глядел на Нину так, будто не мог поверить своим глазам. Протянул руку, чтобы коснуться ее, но она испуганно замотала головой: нельзя, чтобы Шушунов с водителем догадались, кого они только что спасли.

Клим понимающе улыбнулся.

— Жив… — выдохнула Нина, чуть не плача.

Автомобиль подкатил к неотштукатуренному двухэтажному дому на Морской улице.

— Вам правда сюда, Нина Васильевна? — спросил, повернувшись, водитель.

Только сейчас она поняла, что их с Климом действительно привезли к контрразведке. Часовой на крыльце, длинная очередь родственников, пришедших справиться об арестованных, на крыше — российский флаг, разорванный ветром на три цветные полосы…

Нина достала портмоне и принялась вытаскивать деньги, но пальцы не слушались ее. Сунула все Шушунову:

— Возьми — поделите между собой.

Тот молча спрятал портмоне за пазуху.

Нина наклонилась к Климу:

— Ты можешь идти?

Он кивнул.

— Оставьте нас тут, — велела она Шушунову. — И никому ни слова. Это мой друг — вот такие случайные встречи бывают… А сейчас, пожалуйста, уезжайте.

Кривясь от боли, Клим выбрался на мостовую. Нина захлопнула дверцу, и автомобиль исчез за поворотом. Пахло морем, за голыми деревьями на набережной виднелись черно-синие волны с белыми барашками.

Нина взглянула на Клима:

— Пойдем куда-нибудь посидим.

6

Иногда слов просто нет: силишься что-то сказать и только плачешь. А Клим опять насмешничал:

— В кого же ты целилась, когда пальнула в небо? В Господа? Я тоже на него обиделся: почему, когда мы встречаемся после долгой разлуки, кого-нибудь из нас обязательно надо убивать?

— Не богохульствуй! — сердилась Нина. — Вот теперь просто не смей!

Он улыбался — с кровоподтеком во всю скулу, с разбитой бровью, но прежний — любимый, родной…

Они сидели у самой воды. Смотрели на полыхающие солнечные блики на море, на раздвинувшиеся, как занавес, облака. Дикая радость от того, что разрешили побыть бабочками-однодневками, переждать время до апокалипсиса вместе.

Клим рассказал Нине о встрече с Матвеем Львовичем:

— Наверное, это он нанял бандитов, чтобы прибить меня.

Ненависть, налетевшая внезапно, как норд-ост. Непонимание: как можно — одаривать одной рукой, а другой отнимать самое дорогое? Страх: что же теперь делать? Куда идти? Как выбираться из Новороссийска? А что, если Шушунов с водителем разболтают Матвею Львовичу, что Нина выкупила его врага — за его собственные деньги?

— Значит так, — сказал Клим, — вы с Софьей Карловной сегодня же переберетесь на французский корабль. Я, по крайней мере, буду за вас спокоен.