Читать книгу "Рассказы (Сборник) - Алексей Александрович Провоторов"

а у вас воды просто нету попить? — спросил он у хозяйки.

— Есть, в сенях холодная, сейчас я внесу, — ответила та. Сеня подумал, что холодную как-то пить и не следует, потные они, всё-таки. Вон и у хозяйки голос хриплый становился к вечеру.

Она прошла к выходу, ступая стоптанными, древними какими-то на вид туфлями по скрипучим половицам.

— Надо было по-светлому на дерево забраться; — сказал Сеня участковому. — Может бы, разглядели хоть, как мы шли-то.

— Ну да, ты сорвёшься, а мне отвечай; — ответил Иван Ефимович, который, честно говоря, боялся высоты и к таким предложениям относился с недоверием.

— У меня допуск 350 метров, я на любую вышку в Союзе влезть могу! — возмутился Сеня. — Чего я сорвусь-то?

— Ишь ты! — хмыкнул участковый. — Где это ты его взял-то?

— А мы высоковольтные в Абхазии тянули, в командировке, там и выписали.

— И как высоко залазил? — с опаской спросил Иван Ефимыч, как будто ему самому пришлось бы лезть на названную высоту.

— Девяносто метров. На спор на градирню лазил. Хотел за час успеть.

— Успел?

— Неа. — Сеня замолчал на минуту. А потом, собравшись, уже хотел спросить, не замечает ли зоркий Иван Ефимыч ничего странного в этом ужине в доме, который стоял в селе, которого и быть-то не могло.

Вернулась хозяйка. Снаружи, наверное, совсем похолодало — в дверь потянуло стылым, хотя внешняя дверь из сеней наружу была закрыта. Заходя, хозяйка задела боком щеколду на внутренней стороне двери. Хрипло ругнулась, поставила железную эмалированную кружку с водой на стол. Вынула пальцы, распухшие, наверное, от ревматизма, из полукруга ручки, пролив несколько капель на дерево столешницы.

— Спасибо — поблагодарил Сеня.

— А что, чай не вкусный? Такой не пьёшь, что ли? — спросила она.

— Нет, спасибо, вкусный, просто воды захотелось, — соврал Сеня. По-честному, ему сейчас больше всего хотелось сидеть у Поли дома, пить настоящий индийский чай, и слушать тихонько работающий телевизор, какой-нибудь концерт.

Хозяйка отошла к печи, ступая рваной туфлей по половицам, и Сеня подумал, что обувь у неё вообще древняя, чуть ли не дореволюционная, и совсем худая. К тому же туфли были совсем тесными.

Сеня нахмурился. Он вдруг отчётливо вспомнил, как шаркали задники обуви, когда Малина Ингмаровна, или как её там, открывала им двери. И когда в поле его зрения первый раз попали её туфли, они не казались такими выцветшими и рваными. Наверное, пылью припали, подумал он. И ноги отекли к вечеру, вот и всё. Сеня вдруг понял, что ноги у неё не отекли, они просто стали больше. Да и ходить она стала более грузно, порывисто. А вот половицы под ней теперь почему-то скрипели тише.

У Сени разом пересохло горло. Он хотел глотнуть воды, но взгляд его остановился на кружке с чаем. Интересно, что там в нём было такое, что, выглушив по кружке, мужики уже считай спали?

Сеня осторожно поглядел на Малину. Она стояла спиной. Какая здоровая, то-то она и щеколду зацепила, подумал Сеня отстранённо. Ему стало страшно. Не нужно было заходить в этот дом. Почему дом выглядит таким наспех прибранным, почему она выбралась из погреба, и почему она становится больше к вечеру?

Малина отвернулась от печи. Сеня судорожно уставился в тарелку, чтобы она не видела, что он её разглядывает.

Да что ж такое-то, подумал Сеня растерянно. Хотелось зажмуриться и помотать головой. Но закрывать надолго глаза он, честно, боялся. Тихая, холодная жуть медленно растекалась по левой стороне тела, холодила позвоночник и затылок. Казалось, волосы на руках встают дыбом; а может, так оно и было.

Закусив губу, Сеня отвернулся, наклонил голову, посмотрел вниз, на щербатый край стола, на свои руки, на ноги под столом. Никаких изменений в размерах или зрении он не заметил.

Снова скосив глаза, он увидел — теперь ясно и несомненно увидел — что туфли хозяйки уже просто разъехались по швам, в развёрстую пасть носка торчали пальцы ноги, обтянутые ветхими дырявыми носками. Сеня похолодел, поняв, почему скрип половиц стал тише. Если раньше нога хозяйки нажимала на одну доску, и та, утопая, скрипела, то теперь распухшая ступня занимала в длину почти полторы доски поперёк.

Сеня ошалело выпрямился за столом, словно внезапно проглотил кол. Обвёл мужиков вытаращенными глазами. Да они спали!

Превозмогая себя, заставив ватные ноги разогнуться, он вскочил в полный рост, перевернув сковородку с утиными яйцами, и набрав душного воздуха в грудь, заорал:

— Мужики!!!

От лязга навернувшихся об пол сковороды и кружки и от дикого Сениного крика мужиков подняло на ноги. Иван Ефимыч спросонья схватился за свисток, Савка вскочил с вытянутой шеей и открытым ртом, даже глухой Гришка рывком встал, ещё до того, как разлепил веки. Все вылупились на Сеню.

Сеня молча, боясь обернуться, ткнул рукой к печи, указывая на хозяйку. И только когда Савка перевёл взгляд и заорал как дурной, Сеня заставил себя повернуть голову.

Малина стояла у плиты, сжимая в руке чёрную кочергу. Ростом она была чуть ли не выше Гришки. Сарафан на широких плечах натянулся, огромные жилистые руки доставали почти до колен. Вытаращенные базедовы глаза занимали пол-лица, жуткие, неподвижные; зрачки сжались до игольного ушка.

— Фор бёвельн… — рокотнула она низко. — Какого рожна ты чай-то не пил, ракарюнйе?

Малина мало напоминала сейчас человека. Отсветы на лице, казалось, резали его на ущелья, складывающиеся вовсе не в людские черты. В чернильном рту за бескровными губами тонули в тени крупные квадратные зубы, тяжёлые кольца серег растягивали уши почти до плечей.

— Э, э! — прикрикнул Ефимыч. — Да ты что, ведьма?

Малина наклонила голову, и в доме погас свет. Прежде чем лопнули ввалившиеся внутрь стёкла и началась свалка, Сеня понял, что беспокоило его весь вечер: свет-то горел, а между тем, к селу не вела никакая линия электропередач.

Стало темно, шумно и суетливо. В горячей от ужаса ночи что-то ломилось в окна и дверь позади; как животное, орал Савка, кто-то куда-то метался, кого-то подмяли, что-то тихо и утробно ворчало в углах. Сеня схватил стул и махнул им в сторону Малины, зацепил кого-то; крикнул басом в темноте Гришка, холодные руки вцепились Сеньке в запястье, и он, подвизгивая от ужаса, опустил стул во второй раз. Хватавший мешковато упал; хрипло рычала на незнакомом языке Малина. Сеня не раздумывая махнул стулом на голос, раздался глухой удар, а потом стул выдернуло из его рук с огромной силой. Он остался без оружия.

Стеная, Сеня ринулся бежать, споткнулся, схватил, огрёб, натолкнулся, и, наконец, кубарем вылетел в сени. Дверь наружу была