Читать книгу "Революции 1917 года в России как серия заговоров - Коллектив авторов -- История"

они покинули Россию по причине своего прямого либо косвенного антирусизма и антипатриотизма в его общегосударственном, а не в узко национальном выражении.

Исмаил Гаспринский объявлен выдающимся просветителем тюркских и других мусульманских народов.

И это во многом соответствует действительности. Одна из главных его заслуг – создание системы светского школьного образования, которое изменило его суть и структуру во многих мусульманских странах. Он фактически создал новый литературный крымско-татарский язык, издавал первую крымско-татарскую газету «Тарджуман» («Переводчик»), которая распространялась также в Турции и в Средней Азии. Наряду с Акчуриным он считается одним из основоположников идеологии тюркизма. Фактически под руководством И. Гаспринского накануне революции 1905–1907 годов сложилось первое национальное движение крымских татар. И какую же позицию оно занимало по отношению к первой, а потом – к другим революциям?

Крым в ту пору был очень неспокойным местом. Одни восстания на кораблях Черноморского флота чего стоят. Однако открыто декларируемые цели борьбы крымских татар пока весьма отдалённо приближались к политическим. Выдвигались такие проблемы, как наделение крымских татар землёй, создание современных учебных заведений и лишь затем – обретение политических прав. Наиболее активные революционеры сплотились вокруг Али Боданинского (Абду-рефи Эсадулла-оглы) – сподвижника Исмаила Гаспринского. На их счету были даже боевые стычки с черносотенцами. Именно Али Боданинский остался в качестве ведущего национального лидера после смерти Гаспринского в 1914 г. Его авторитет в национально-освободительном движении крымских татар был непререкаем. В 1918 г. он стал членом группы «мусульманских социалистов». Однако именно он выдвигал и патронировал тех руководителей движения, которые поддерживали идею крымского сепаратизма.

Особенно остро складывалась ситуация на Кавказе. Здесь исламские силы были менее организованы. Зато здесь же располагался один из самых жарких очагов революционного и национального движений. Дело усугубилось, когда зимой 1905-го вспыхнула армяно-азербайджанская резня. Её называли армяно-татарской, поскольку в царской России азербайджанцы официально именовались закавказскими татарами. Участие протурецких сил в этом и во всех последующих армяно-азербайджанских конфликтах, менее всего имеющих под собой религиозную почву, является доказанным фактом.

От Чёрного моря до Каспийского гремели баррикадные бои, митинговали и бастовали рабочие, среди которых уже тогда имелось растущее количество мусульман коренных национальностей. Но горцы пока отмалчивались, хотя национальные настроения у них заметно оживились. Наибольшая часть мусульманского населения была сосредоточена в горных районах и предгорьях. Но различные партии пока ещё не охватили горцев своей работой. В отличие от времён имама Шамиля мусульманское духовенство Северного Кавказа и Закавказья в этой борьбе тоже участвовало слабо.

Тем не менее, осетины Алагирской долины и чеченцы Веденского округа доставили властям особенно много хлопот. Около 5 тысяч вооружённых осетин разгромили госучреждения, освободили арестованных, сожгли захваченные документы. Это восстание с трудом было подавлено крупными армейскими силами с артиллерией. Чеченцы, изгнав назначенных правительством старшин, более года жили самостоятельно, создав своеобразный вольный джамаат. Только в декабре 1906-го правительственные войска разгромили «Веденскую республику». Многие крестьяне бежали от царских репрессий в горы, поэтому в эти годы в Чечне и Ингушетии расцвело абречество.

Застрельщиками громких протестов в различных районах Туркестана выступали, несмотря на их малочисленность, русские рабочие, вокруг которых концентрировалась городская и сельская мусульманская беднота, мардикоры – т. е. батраки и разнорабочие. Эта специфическая черта революции 1905–1907 годов не имела аналогов в других регионах российского мусульманства. Даже те байско-клерикальные круги Средней Азии и национальная интеллигенция, что приняли то или иное участие в революции, играли за малым исключением гораздо более консервативную роль, чем их кавказские и поволжские единоверцы. Ни о каком свержении монархического строя они не помышляли, уповая на реформы при соблюдении законности.

Часть образованных казахов, которые были воспитаны в татарских, башкирских и иных мусульманских школах (группировались вокруг журнала «Айкап») пыталась направить протестную волну по пути пантюркизма. Другая их часть, получившая воспитание в русских школах и тесно связанная со службой в административном аппарате (группировалась вокруг газеты «Казак»), была против сепаратизма и стремилась всячески ослабить революционный порыв мусульманских масс. Кое-кто из её представителей примкнул к кадетской партии и даже входил в состав ЦК.

Такой же идеологический разброд наблюдался среди узбекских и таджикских интеллигентов. Несколько иное положение касалось джадидов в Бухаре и Хиве. Здесь по-прежнему господствовал реакционнейший деспотизм феодальной власти, сохранённой царизмом для облегчения своего управления окраинами империи. Джадидская интеллигенция выступала за ликвидацию средневековых норм и внедрение более прогрессивных буржуазных порядков. Работая в подполье, в условиях жесточайшего террора, бухарские и хивинские джадиды стремились перетянуть на свою сторону все недовольные элементы. Поскольку царь поддерживал эмирскую власть в Бухаре и ханскую власть в Хиве, джадиды были резко отрицательно настроены к российской монархии.

Важно, что наряду с буржуазно-националистической интеллигенцией среди казахов, узбеков и других местных национальностей уже после 1905 года развился очень тонкий, но перспективный слой интеллигенции, вышедшей из трудящихся низов (например, учителя начальных школ). Она встала в оппозицию не только к царизму, но и к буржуазно-байской интеллигенции, использовавшей религию в качестве рычага руководства мусульманскими массами.

Манифесты царя 1905 года, учредившие Государственную Думу, даровавшие подданным империи куцые, но неслыханные прежде права и свободы, были изданы под давлением «снизу». В этом давлении чисто исламская составляющая относительно невелика. Но и незаметной её назвать нельзя.

В том же году в Нижнем Новгороде состоялся первый съезд мусульман России, на который съехались более ста делегатов. (Всего удалось провести три съезда.) Там обсуждались политические, религиозные и светские проблемы. Одно из принятых решений гласило, что мусульмане будут законными средствами стремиться к их уравнению во всех политических, гражданских и религиозных правах с остальными россиянами. Съезд проходил под лозунгом сотрудничества с русскими либералами, и выдвинул лишь умеренные требования национально-культурного и гражданско-правового характера. И это в то время, когда «противозаконные» стачки, митинги, демонстрации, не говоря о восстаниях, сотрясали страну.

Царские каратели действовали решительно. Достаточно сказать, что только по приговорам военно-полевых судов было казнено свыше 1.000 человек. Общее число жертв столкновений с войсками доподлинно неизвестно, но в любом случае счёт идёт на многие тысячи.

Современники по-разному объясняли пассивность мусульманских слоёв населения. Одни отмечали, что мусульман удерживали от участия в народных волнениях крепкая дисциплина религии, трудолюбие, довольство малым, прирождённый фатализм. Другие напирали на якобы свойственный всем восточным народам консерватизм в убеждениях.

Сила догматов в исламе в самом деле велика. Обращаясь к массам, муллы неустанно предостерегали их от происходившей в государстве смуты, объясняя, что участие в ней есть деяние против религии. Установка, что аллах даёт власть, кому хочет, что человек, стоящий во главе государства, есть наместник и вассал Бога, что государственный порядок священен, оказывала огромное воздействие на мусульман.

Но уместно было бы