Читать книгу "Особые отношения - Джоди Пиколт"

Ночью мне не спится. Я слышу, как наверху, в спальне, ходит Ванесса, потом все затихает — наверное, она уснула. Поэтому я сажусь за цифровой синтезатор и начинаю петь. Я позволяю музыке обвязать себя, словно бинтом; нота за нотой я сшиваю себя.

Я так долго играю, что начинает ломить запястья. Пою, пока не садится голос, пока мне не начинает казаться, что я дышу через соломинку. Тогда я замолкаю и опускаю голову на клавиши. Тишина в комнате становится толстым ватином.

Потом я слышу аплодисменты.

Оборачиваюсь и вижу в дверном проеме Ванессу.

— Ты давно здесь стоишь?

— Достаточно. — Она садится рядом со мной на вращающийся стул. — Знаешь, ведь этого он и добивается.

— Кто?

— Уэйд Престон. Поссорить нас.

— Я не хочу ссориться, — признаюсь я.

— Я тоже. — Она помолчала. — Я наверху кое-что подсчитала.

— Неудивительно, что тебя так долго не было, — бормочу я. — Корпела над математикой.

— Насколько я понимаю, ты прожила с Максом девять лет. Я хочу прожить с тобой следующие сорок девять.

— Почему только сорок девять?

— Следи за моей мыслью. Это хорошее, круглое число, — смотрит на меня Ванесса. — Когда тебе будет девяносто, ты проживешь со мной больше половины своей жизни — в отличие от десяти процентов, которые прожила с Максом. Пойми меня правильно, я все равно продолжаю ревновать к этим девяти годам, потому что, несмотря ни на что, не смогу прожить их с тобой. Но если бы ты не прожила их с Максом, может быть, тебя бы сейчас рядом со мной не было.

— Я ничего не хотела от тебя скрывать, — уверяю я.

— И не нужно. Я так сильно тебя люблю, что ничто, в чем ты могла бы мне признаться, не может этого изменить.

— Я раньше была мальчиком, — с серьезным лицом говорю я.

— Вот тебе и камень преткновения, — смеется Ванесса, наклоняется и целует меня. — Я знаю, что ты достаточно сильная и могла бы пережить это одна, но тебе не придется этого делать. Обещаю, я больше идиоткой не буду.

Я устраиваюсь поудобнее и кладу голову ей на плечо.

— И ты меня прости, — произношу я извинение, широкое и безграничное, как ночное небо.

Ванесса

Моя мама говорила, что женщина без помады — словно торт без сахарной глазури. Я никогда не видела, чтобы она выходила на улицу без своего «фирменного» цвета — «навеки». Каждый раз, когда мы заходили в аптеку за аспирином, тампонами или лекарством от астмы, она покупала пару тюбиков помады и прятала их в один из ящиков комода — ящик, доверху забитый маленькими серебристыми тюбиками.

— Не думаю, что компания разорится, — говорила я ей, но маме, конечно, было виднее.

В 1982 году компания перестала выпускать «навеки». К счастью, у мамы оказалось запасов помады еще лет на десять. Когда она лежала в больнице, так наколотая обезболивающим, что имени своего не помнила, я следила за тем, чтобы она всегда была накрашена. Когда она издала последний вздох, у нее на губах была «навеки».

Она бы сочла иронией судьбы, что я стала ангелом-хранителем ее макияжа, потому что бежала от кисточки с тушью, как только научилась ходить. Пока другие девочки часами проводили у полочек с косметикой, наблюдая, как их матери превращаются в произведения искусства, я на лице, кроме мыла, ничего терпеть не могла. Лишь один раз я подпустила к себе маму с карандашом для век, чтобы нарисовать мне над верхней губой усы, как у Гомеса Адамса, для школьного спектакля.

Я веду к тому, что в семь часов утра я тычу себе в глаз подводкой Зои. Я корчу рожи перед зеркалом, чтобы нанести на губы красную помаду оттенка «горячий тамале[23]». Если Уэйд Престон и судья О’Нил хотят увидеть традиционную домохозяйку, которая следит за маникюром и на ужин готовит жаркое, — на следующие восемь часов я стану такой домохозяйкой.

(Только если на меня не натянут юбку. Это исключено!)

Я откидываюсь на спинку стула, перед глазами у меня пляшут черные точки (очень сложно не выколоть глаз, нанося жидкую подводку), и пристально оцениваю в зеркало проделанную работу. И тут в ванную заглядывает еще сонная Зои. Она садится на крышку унитаза и, прищурившись, смотрит на меня.

Потом испуганно восклицает:

— Ты похожа на огородное пугало!

— Неужели? — удивляюсь я, растирая щеки. — Слишком много румян? — Я хмуро смотрю в зеркало. — Хотела выглядеть красоткой в стиле пятидесятых. А-ля Кэти Перри.

— А получился эксцентричный трансвестит Фрэнк эн Фертер из «Шоу ужасов Рокки Хоррора», — говорит Зои.

Она встает и толкает меня на свое место. Потом берет средство для снятия макияжа, выдавливает его на кусочек ваты и вытирает мне лицо.

— Почему тебе внезапно захотелось накраситься, не поделишься?

— Пыталась выглядеть более… женственно, — признаюсь я.

— Ты имеешь в виду — быть меньше похожей на лесбиянку, — поправляет Зои. Она упирает руки в бока. — Знаешь, Несс, ты и без косметики отлично выглядишь.

— Вот видишь, поэтому я и вышла замуж за тебя, а не за Уэйда Престона.

Она наклоняется, нанося румяна мне на скулы.

— А я думала, потому что у меня есть…

— Завивка для ресниц, — улыбаюсь я. — Я вышла за тебя из-за твоего «Шу Уемура».

— Перестань, — просит Зои. — Я чувствую себя какой-то дешевкой. — Она поднимает вверх мой подбородок. — Закрой глаза.

Она обмахивает меня кистью, колет чем-то. Я даже позволила ей завить мне ресницы, хотя при этом чуть не ослепла. Зои заканчивает тем, что велит открыть мне рот и не закрывать, и проводит по моим губам помадой.

— Готово! — говорит она.

Я ожидаю увидеть трансвестита, но вместо этого вижу совершенно другого человека.

— О боже, я превратилась в свою мать!

Зои заглядывает мне через плечо, и мы вместе смотрим на отражение в зеркале.

— Насколько мне известно, — говорит она, — это случается с лучшими из нас.

Анжела платит двадцать баксов сторожу, чтобы он пустил нас в здание суда через черный ход. Мы молча проходим, словно в шпионском романе, мимо котельной и чулана, где хранятся бумажные полотенца и туалетная бумага, и заходим в расшатанный, грязный служебный лифт, который поднимает нас на первый этаж. Сторож поворачивает ключ, нажимает кнопку и смотрит на меня.

— Мой двоюродный брат голубой, — говорит он, хотя за все время нашего пути не произнес и пары слов.

Поскольку я не знаю, какого он мнения о брате, то продолжаю молчать.

— Откуда вы знаете, кто мы? — спрашивает Зои.

Он пожимает плечами.