Читать книгу "Заговор в начале эры - Чингиз Абдуллаев"

Но его взгляд, брошенный на жену, полный любви и понимания,чуть успокоил ее.

— Юлия, — просто сказал Помпей, — ядействительно люблю тебя, — и шагнул к ней.

Какую ночь пережил Цезарь, можно догадываться. Ибо толькобессмертные боги знают, что чувствует отец в день свадьбы своей дочери.

Глава XLIX

Приблизились замышляющие лукавство; далеки они от законаТвоего.

Псалтырь, 118:150

Год консульства Гая Юлия Цезаря стал годом народныхсобраний. Практически все вопросы выносились на обсуждение шумных сборищ народаи принимались большинством голосов. На Форуме беспрерывно выкрикивалисьпопулистские лозунги, к восторгу собравшихся. В таких условиях трудно былообсуждать целесообразность принятия того или иного закона. Достаточно былокрикнуть несколько лозунгов о величии Рима и римлян, как под восторженный ревсобравшихся проходил любой закон.

Бибул, запершись у себя дома, посылал отчаянные посланиясенату, на которые давно никто не обращал внимания. Оптиматы не рисковалипоявляться на площади перед народом, и многие сенаторы просто отсиживалисьдома, предпочитая даже не ходить на заседания сената.

Сенаторы-оптиматы, рисковавшие пройти в сенат, подвергалисьвсевозможным оскорблениям со стороны люмпенов и плебеев. На одно из заседанийвообще не явилось две трети сенаторов. Недовольный Цезарь, заметив, что нетдаже кворума, обратился к старейшему сенатору, заменившему в этот деньпринцепса сената, Консидию:

— Почему сенаторы не хотят выполнять своих обязанностейво благо Рима и римского народа?

— Они боятся приходить, — невозмутимо ответилКонсидий, — толпа, стоящая перед курией, требует их отречения и изгнания.Ты ведь знаешь, Цезарь, как в городе сейчас не любят оптиматов.

— Так почему ты сам не боишься и не остаешьсядома? — с улыбкой спросил Цезарь.

— Меня освобождает от страха моя старость, —сказал сенатор, — ибо краткий срок жизни, оставшийся мне, не требуетбольшой осторожности.[169]

Цезарь промолчал, но по его указанию в день заседаний сенатапреторы и эдилы оттесняли толпу от курии.

На Форуме сам Цезарь появлялся только в сопровождении Помпеяи Красса под радостные крики толпы. В сенате отныне первое слово всегдапредоставлялось Помпею, а второе — Крассу.

По предложению народного трибуна Публия ВатинияЦизальпинская Галлия была передана на пятилетний срок Цезарю с правом наборатрех легионов. После того как этот закон был утвержден в народном собрании,сенаторы вынуждены были согласиться, не рискуя возражать против мнения римлян.

Замученные и растерянные, сенаторы не просто отменили свойсобственный закон о пастбищах, но разрешили Цезарю набор еще одного легиона,присоединив к его провинциям и Нарбонскую Галлию.

Нам кажется странным и невозможным, чтобы высший органправления Рима — древний сенат, состоящий из гордых и в общем мужественныхлюдей, мог отменять собственное постановление. Но под влиянием окружавшей куриюГостилия толпы римлян сенаторы становились удивительно сговорчивыми ипослушными, не решаясь выступить против собственного народа.

Самая страшная сила, заставляющая гордого и смелого человекаподчиняться, — это мнение толпы, мнение его собственного народа. Принявшийяд по воле своих соотечественников Сократ и бежавший из Карфагена послевеличайших побед Ганнибал, изгнанный из отечества после его освобожденияФемистокл и спасший свою страну и отстраненный от власти Перикл — несть имчисла, титанам, сражающимся во имя своего народа и не понятых своимисогражданами.

Самая горькая обида — непонимание соотечественников,непризнание в родной стране. Нет кумира в своем отечестве.

Люмпены, плебеи — люди ничтожные, составляющие в массе своейтолпу, охотнее всего обрушиваются на кумира, еще вчера бывшего идоломпоклонения. Для римских сенаторов оскорбления и крики римлян были хуже позора исмерти, ибо это был их собственный народ в родном городе.

По договоренности триумвиров на будущий год в консулы быливыдвинуты кандидатуры бывшего легата Помпея — Авла Габиния и тестя Цезаря — ЛуцияКальпурния Пизона. Оптиматы, понимавшие, что на выборах консулов в народномсобрании они не сумеют провести необходимые кандидатуры, выдвинули в городскиепреторы двух своих сторонников — Агенобарба и Гая Меммия, рассчитывая победитьв городе.

В эти дни во время одного из закрытых заседаний сената,обсуждавшего вопрос о положении дел в провинциях, Цезарь и Помпей поднялись нагалерку.

Внизу, в зале курии, шли вялые споры, а здесь, наверху,почти не было сыновей сенаторов.

— Нужно будет что-то делать с Катоном, — задумчивосказал Помпей, — он все равно, даже в одиночку, выступает против нашихзаконов.

— А Цицерон ему помогает, — кивнул Цезарь, —нам нужно придумать способ удалить их из города.

— Это нелегко, Цезарь, — задумался Помпей, —Катона очень уважают в городе. А Цицерон до сих пор считается «спасителемОтечества».

— Они мешают нам, — ответил Цезарь. — Послеокончания консульства я должен отправиться в Галлию. А что, если и тебепонадобится покинуть город? Красс один не справится с этим болотом, — онкивнул на сидевших внизу сенаторов. — Нужно решать все до нашего отъезда.

— Ты прав, — сказал Помпей, — но поверь, я немогу выходить на площадь, видя эту толпу черни. Клодий, Марций, Лека, Бестиа,племянник Суллы Публий. Ты посмотри, с кем мы имеем дело! Да, среди популяровесть порядочные люди, но в большинстве своем — это люмпены, люди безгражданства, бывшие вольноотпущенники, сельские жители. Когда я вижу этихлюдей, мне становится страшно. Как можно с ними договариваться? О чем, Цезарь?Толпа всегда хочет хлеба и крови, развлечений, зрелищ. Я не могу без содроганиясмотреть на этих полулюдей.

Цезарь слушал своего зятя, не перебивая его.

— Да, я знаю, — горько говорил Помпей, —оптиматы ничуть не лучше, но среди них есть римляне известных фамилий, служившиенашему городу сотни лет. Мне трудно делать выбор, Цезарь.

— Мне тоже, — вдруг согласился с нимЦезарь. — Ты думаешь, я не вижу всей ограниченности популяров, недостаткинашего движения, эти перекошенные в дикой злобе лица на народных собраниях, не слышукриков, требующих новых проскрипций и разгона сената? Я все знаю, Помпей, иболее тебя не доверяю Клодию или катилинарию Бестиа. Но разве оптиматы лучше? Окакой чести и доблести ты говоришь, о каком служении Отечеству? Наши сенаторыпогрязли в роскоши и злоупотреблениях. Вымогательства на каждом шагу, почти влюбой провинции. Вчера Децим Силан взял деньги у откупщиков Лузитании, а ужесегодня он выступает за сокращение налогов в этой провинции. Вообще нужно будетпринять особый закон о вымогательствах, чтобы положить конец бесчинствуоптиматов.[170] Но не это главное. Ни одни, ни другие не могутспасти Рим, не могут поддержать наше величие.