Читать книгу "SPQR. История Древнего Рима - Мэри Бирд"

91. Классическое изображение римской военной власти. Первый Август, слева, с орлом у его ног (символ легионов), запечатлен в паре с фигурой Победы справа. Между ними доспехи, военный трофей (см. рис. 41), внизу – поверженный обнаженный пленник со связанными за спиной руками. Это одна из панелей со скульптурными изображениями римских императоров и их империи из святилища Августа в Афродисиасе (современная Турция)

Управление империей

На практике, хотя и не в фантазиях римлян, империя первых двух столетий новой эры уже в меньшей степени представляла собой поле сражений за новые земли, а все больше – поле мирной деятельности, такой как управление, поддержание порядка и налогообложение. Сципион Эмилиан и Муммий немало удивились бы, увидев, что города, которые они разрушили в 146 г. до н. э. – Карфаген и Коринф, – были восстановлены по инициативе Юлия Цезаря и там поселили ветеранов, а к концу I в. н. э. это были уже знаменитые и процветающие города совершенно нового римского мира.

Это явилось результатом не какого-то имперского грандиозного плана, а процесса постепенных изменений, незаметных подвижек и согласований. Насколько известно, даже при императорах едва ли сложилась генеральная линия развития империи или всеобъемлющая стратегия военного контроля. Рекомендация Августа воздержаться от дальнейшего разрастания империи была необычным примером планирования такого рода. Отдельные большие проекты, как, например, вал Адриана, конечно, замышлялись на верхнем уровне власти, но в основном императоры действовали, подобно Траяну в Вифинии: решали проблемы по мере их поступления. Император действительно представлял собой новый ярус властной пирамиды, но и его роль была чаще всего реактивной, чем проактивной; он не был стратегом и не составлял долгосрочных планов. Другими словами, Плиний не был беспокойным холериком, дергавшим начальника по пустякам, как порой кажется современному читателю. Он следовал логике римской системы управления империей, при которой подчиненный никогда не получал указаний, пока не испрашивал их сам.

Насколько наместники в провинциях первых двух столетий новой эры были лучше или справедливее своих предшественников последнего века Республики, зависело всецело от личности и местности. Хочется, конечно, сравнить прилежного Плиния с Цицероном или, ради контраста, с вымогателем Верресом и сделать на основе не вполне репрезентативной (или искаженной) выборки вывод о колоссальных улучшениях. Постепенно уходили в прошлое крупные компании сборщиков податей, в чьих интересах было побольше содрать с провинциалов. Система оставалась смешанной, и откупщики-публиканы продолжали играть важную роль, но значительную часть налогов собирали местные общины, что было наиболее дешевым вариантом налогообложения. Во многих провинциях к тому же назначались императором специальные финансовые управляющие или прокураторы (procurator), которые заведовали казенным имуществом и следили за сбором податей. При наместнике состоял штат из рабов и отпущенников императора (так называемой familia Caesaris), которому поручалось присматривать за действиями наместника, и нередки были случаи доноса в Рим. Одним словом, стиль управления на местах различался очень заметно.

Судебные разбирательства о вымогательстве и злоупотреблениях в провинциях продолжались, что могло свидетельствовать как о постоянном несоблюдении закона, так и его успешном применении. Повседневная эксплуатация провинциалов в разнообразных формах воспринималась как нечто естественное. Император Тиберий подытожил этические принципы римского правления, комментируя чрезмерные налоги в провинции: «Хороший пастух стрижет своих овец, но не сдирает с них шкуру» (эту фразу приводит в жизнеописании Тиберия Светоний[92]). Ни у кого не вызывало сомнений, что объемы «состриженной шерсти» должны оставаться постоянными. Немалой проблемой для государства была доставка в провинцию и размещение наместников со штатом. Казенного транспорта для этого не имелось. Предполагалось, что курьеры, доставлявшие почту в Рим, а также наместники, перемещавшиеся из города в город, реквизируют транспорт на месте: лошадей, мулов и колесницы. Хозяева за наем платили гроши, но у местных не было выбора, им приходилось предоставлять начальству все необходимое. Неудивительно, что множество людей вокруг наместника пользовались такими возможностями, экономя на дорожных расходах. Плиний снабдил жену «подорожной», позволявшей ей за счет провинциалов вернуться в Италию на похороны деда. Плинию затем пришлось признаться Траяну в таком злоупотреблении, но тем не менее он воспользовался известной практикой.

Новый метод назначения наместников, предположительно, открывал путь более ответственным кандидатам. Прямо или косвенно, теперь назначение зависело лично от императора и не было результатом причудливого сочетания жребия и крючкотворства сената. Однако выбор императора не всегда определялся способностями кандидата или интересами провинциалов. Если Траян действительно хотел получить внимательного управляющего для решения местных проблем в Вифинии, то в лице Плиния он нашел нужного человека. Но известна шутка, а возможно, и быль, про Нерона, который назначил своего друга Марка Сальвия Отона, товарища по многим авантюрам, наместником в Лузитанию (современная Португалия и часть Испании), исключительно с целью удалить его из Рима и завладеть его женой Поппеей. Даже при менее экстравагантных обстоятельствах нет сведений о том, чтобы проводилась подготовка кандидата или инструктаж наместника, кроме каких-то поручений (mandata) императора. Можно только гадать, как справлялся новый правитель, принявший какую-нибудь отдаленную северную провинцию, где он никогда прежде не был, язык ее народов не понимал, о странных традициях знал только понаслышке и ни с кем не был знаком, кроме назначенного ранее и недоверчивого к новичку прокуратора. И это испытание затягивалось не менее чем на пять лет. С точки зрения нового наместника, бедолага отправлялся в открытый космос.

При таком мягком контроле императора за деятельностью наместников римляне едва ли предпринимали попытки навязывать собственные культурные нормы или искоренять местные традиции. Правда, они постарались извести друидов в Британии. Рассказы о человеческих жертвоприношениях друидов, вероятно, были сильно преувеличены, к тому же эта практика не была совсем чужда Риму. Однако римские власти не потерпели подобные обряды странных иноземных жрецов. Особая история вышла с христианами, но оба эти примера были, пожалуй, исключениями. А так восточная половина империи продолжала пользоваться греческим языком, не переходя на латынь. Местные календари не были приведены в соответствие с римским, только изредка сверялись с праздничными датами императора и империи. Перемещаясь по империи, путник не только пересекал часовые пояса в современном смысле, но и сталкивался с разными системами исчисления дат и часов (остается загадкой, как они вели дневники). Местные традиции ярко проявлялись везде: от одежды (штаны или греческий плащ) до религии. Это был мир, наполненный богами и празднествами, необычайно разнообразный, чем больше невероятных подробностей, тем казалось лучше. Змея-оракул с человеческой головой не выглядит так уж странно на фоне египетского Анубиса с головой шакала и телом человека или так называемой Сирийской богини, также сатирически описанной Лукианом, в святилище которой по особым празднествам люди карабкались на гигантские каменные фаллосы.