Читать книгу "Побоище князя Игоря - Виктор Поротников"

У него за спиной стоял Лавр, одетый во всё русское.

— Овлур! — воскликнул Узур, произнеся христианское имя на привычный половецкий манер.

Отец и сын обнялись.

А Игорь устремился к Владимиру, который своим одеянием походил на половецкого бека. Он долго тискал в объятиях окрепшие сыновние плечи, дивясь тому, что сын вдруг стал выше его ростом.

— Погодь, отец. Не задуши меня!

Владимир с трудом вырвался из отцовских объятий и подвёл к Игорю невысокую черноволосую девушку, одетую в синие шёлковые шаровары для верховой езды и красный, украшенный витыми узорами кожушок. Золотые мониста поблескивали у неё на груди, длинный ряд золотых подвесок охватывал девичье чело.

Дочь степей взглянула на князя своими большими, чуть раскосыми, как у рыси, глазами, затем смущённо прикрыла их длинными изогнутыми ресницами. Стоя рядом с Владимиром, юная половчанка едва достигала ему до плеча.

— Это моя жена, — сказал Владимир. — Её зовут Айдуз.

— Бабочка, стало быть, — произнёс Игорь без радости в голосе. Именно так переводилось с половецкого это имя. — Повыше ростом у Кончака дочерей, видно, не оказалось. Иль ты сам выбрал эту малышку, сын мой?

— О чём ты говоришь, отец! — возмущённо промолвил Владимир. — При чём здесь рост? Я люблю её.

— «Люблю!» — передразнил Игорь, отведя сына в сторону. — Ты, чаю, совсем спятил. Да эта половчанка нарожает тебе не князей, а князьков! В нашем роду малорослых сроду не бывало!

— Айдуз уже родила мне сына, — упрямо сказал Владимир, — она жена мне.

— Вас христианским обрядом венчали? — спросил Игорь.

— Нет, мы повенчаны, как принято у половцев. Но разве это так важно, отец?

— В таком случае, сын мой, Айдуз никакая тебе не жена, а наложница, — обрадовался Игорь. — Она, поди, и не крещёная?

— Эта беда поправимая, — усмехнулся Владимир, — наши священники окрестят её. А потом обвенчаемся в храме, чтобы люди считали нас законными супругами. Да и ты тоже.

— Слушай, сын, — Игорь схватил Владимира за рукав кафтана, — оставь эту половчанку, не наживёшь ты с ней счастья! Я тебе русскую княжну подыщу, рослую да пригожую. Довольно половцев в нашем роду! Сыт я ими по горло!

— Нет, отец, я не оставлю Айдуз, — тряхнул кудрями Владимир. — Она была для меня единственной отрадой в плену.

— Вот именно, в плену, — сердито прошипел Игорь, — но теперь-то ты на воле. Отправим Айдуз обратно к отцу, и все дела!

— Так негоже, отец, — нахмурился Владимир. — Это будет позором для Айдуз. К тому же и я не хочу без неё. Пойми это!

Игорь начал терять терпение. Но тут появилась Ефросинья, которая сразу всё поняла. Ласково обняв и поцеловав сына, княгиня затем приблизилась к ханской дочери, подле которой толпились служанки, ограждая её от шумной толчеи. Одна из нянек держала на руках младенца, завёрнутого в яркое покрывало.

— Здравствуй, дочь моя! — сказала Ефросинья по-половецки и расцеловала нежные девичьи щёки. — Идём в терем, я покажу тебе твои покои.

Женская половина княжеских хором наполнилась гортанными голосами половчанок, не знавших ни слова по-русски. Исключение составляла Айдуз, которая неплохо выучилась русскому языку, общаясь с Владимиром.

Русская челядь изумлённо таращилась на целый половецкий табор, собравшийся в тереме. Шёлковые и шерстяные одежды половчанок ярких и броских цветов, восточные украшения на них, необычные вещи, извлечённые из дорожных тюков, — всё это притягивало любопытные взгляды.

Чтобы челядинцы не досаждали гостям из Степи, Ефросинья с помощью гридней выгнала всех на мужскую половину терема.

— Одолели черти святое место, — ворчал Игорь.

Увидев, как Ефросинья старательно ухаживает за Айдуз и восхищается рождённым ею сыном, Игорь в первый же вечер недовольно выговорил жене в опочивальне:

— Владимир язычницу в дом привёл, а ты и рада! Кончак заарканил нас дочерью своей, а ты аркан этот ещё туже на шее затягиваешь.

— Я рада, что сын наш наконец-то вернулся, — сказала Ефросинья, расплетая косу. — Как он возмужал? Как окреп! Как здраво стал мыслить! По-твоему, Кончакова дочка ему не пара, а по-моему — они подходят друг другу. Не в росте же Айдуз, в конце концов, дело, а в том, что люба она Владимиру. И он люб ей.

— Как у тебя всё просто: «люб», «люба»... — негодовал Игорь, шлёпая босыми ногами по полу опочивальни. — А того не понимаешь, что Кончак с коварным расчётом дочку нашему сыну подсунул. Через это родство 5гочет меня к себе привязать и заодно с другими князьями поссорить.

— Как будто Айдуз может служить препятствием тебе в очередном походе, — усмехнулась Ефросинья и встряхнула головой, разметав по спине пышную гриву тёмно-русых волос. — Признайся, Игорь, тебя больше беспокоит то, что Владимир теперь вряд ли согласится воевать с донскими половцами.

— Я хочу, чтобы в моих потомках не было половецкой крови, — резко сказал Игорь.

— А это невозможно уже потому, что в тебе самом течёт половецкая кровь: ведь твоя мать была наполовину половчанка, — ответила Ефросинья, приготовляя постель. — Значит, во всех твоих сыновьях, Игорь, имеется толика половецкой крови, которая неизбежно окажется и в твоих внуках.

— Я готов мириться с присутствием Айдуз, но не как жёны Владимира, а как его наложницы, — стоял на своём Игорь. — Воздействуй на него, Фрося, прошу тебя. Твоё материнское слово в этом деле весомее моего, отцовского.

— Не стану я этого делать, — спокойно произнесла Ефросинья, устраиваясь на постели. — Я не враг своему сыну.

— А я, стало быть, враг?! — вскинулся Игорь, хлопнув себя по бокам. — Мне, значит, безразлична его судьба?! Я просто смотрю дальше тебя, Фрося. В будущем противостоянии со Степью Владимир окажется не у дел, князья наши и на него ополчиться могут, как на Кончакова зятя. Не Рюрик с Давыдом, не Святослав Всеволодович, а ихние сыновья, что займут столы отцов и дядьёв своих. Вот о чём моя тревога.

— Я надеюсь, мой милый, к тому времени ты войдёшь в большую силу и не дашь в обиду Владимира, — отозвалась с ложа Ефросинья. — Ты же гораздо моложе и Рюрика, и Святослава Всеволодовича, и брата его Ярослава. Не вечно же им возглавлять Приднепровскую Русь, придёт и твой черёд, и Всеволода, и Святослава Ольговича.

Игорь, снимавший нагар со свечей, изумлённо обернулся на жену. Таких суждений он прежде от неё не слыхал.

Ефросинья лежала в постели, голова её опиралась на высоко взбитые подушки в обрамлении волнистых тёмных волос, белые пухлые руки покоились поверх одеяла. Белизна полных плеч, гибкой шеи, открытого чела в сочетании со змеившимися вдоль щёк тёмными локонами подействовали на Игоря завораживающе. Он не мог оторвать взора от Ефросиньи.

Она же продолжила ровным, чуть приглушённым голосом:

— Доколе ты намерен сидеть в Новгороде-Северском и стеречь степное порубежье, свет мой? Доколе будешь лавировать между Киевом и Черниговом?