Читать книгу "Разгадка 1937 года - Юрий Емельянов"

А поскольку некоторые из них в ходе событий 1937–1938 годов, поддержали Сталина в борьбе против его противников, они не только сохранили руководящие должности, но даже укрепили свое положение. К ним относились бывший соратник Ежова по партийным чисткам Г. М. Маленков, избранный в состав ЦК партии на XVIII съезде партии, Н. С. Хрущев, избранный членом Политбюро после XVIII съезда, Л. П. Берия, который играл значительную роль в развязывании репрессий в Грузии (в июле 1937 года он требовал расстрела 1419 и высылки 1582 человек из Грузинской ССР; потом «лимиты» возросли до 2000 на расстрел и 3000 на ссылку).

Эти люди продолжали действовать привычными для них методами времен Гражданской войны. Хотя ежовщина не повторялась во всесоюзных масштабах, произвол по-прежнему допускался в рассмотрении ряда судебных дел, таких как «ленинградское дело». Неоправданными были репрессии против ряда народов СССР, огульно обвиненных в сотрудничестве с германскими оккупантами. Фабрикация обвинений в шпионаже по-прежнему осуществлялась органами МГБ СССР.

Во-вторых, неполный характер победы над противниками политических реформ отразился и в том, что принцип альтернативных выборов так и не был введен в избирательную практику. Хотя Сталин в своем докладе на XVIII съезде объявил о создании системы партийной учебы, широкой переподготовки всех партийных руководителей с временной (а может быть, и постоянной) заменой их заместителями, не произошло.

Сохранение у власти многих из представителей старых кадров привел к тому, что идейно-теоретическая подготовка на вновь организованных курсах и изучение «Краткого курса» зачастую велись так же формально, как и прежде проводилась партийная учеба. Несмотря на то, что среди руководителей различного уровня появилось большое количество образованных людей, хорошо зарекомендовавших себя в трудовых и боевых делах, Сталин, как и до войны, видел, что они плохо подготовлены в теоретическом отношении. Как и раньше, он имел основания считать, что успешное решение такими людьми чисто практических задач сочетается с их невежеством в марксистско-ленинской теории.

Об этом Сталин написал в своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР»: «К нам как руководящему ядру каждый год подходят тысячи новых молодых кадров, они горят желанием помочь нам, показать себя, но не имеют достаточного марксистского воспитания, не знают многих, нам хорошо известных истин и вынуждены блуждать в потемках. Они ошеломлены колоссальными достижениями Советской власти, им кружат голову необычайные успехи советского строя, и они начинают воображать, что Советская власть „всё может“, что ей „всё нипочем“, что она может уничтожить законы науки, сформировать новые законы. Как нам быть с этими товарищами? Как их воспитать в духе марксизма-ленинизма? Я думаю, что систематическое повторение так называемых „общеизвестных“ истин, терпеливое их разъяснение является одним из лучших средств марксистского воспитания».

Однако не выше был уровень теоретической подготовке и коллег Сталина по «руководящему ядру». Это стало ясно, когда Сталин решил ознакомить других членов Политбюро со своей работой, рассчитывая устроить ее глубокое обсуждение. Молотов вспоминал: «„Экономические проблемы социализма в СССР“ обсуждали у Сталина на даче. „Какие у вас есть вопросы, товарищи? Вот вы прочитали“. — Он собрал нас, членов Политбюро, по крайней мере, основных человек шесть-семь: „Как вы оцениваете, какие у вас замечания?“ Что-то пикнули мы… Кое-что я заметил, сказал, но так, второстепенные вещи».

Схожим образом описывает это обсуждение и Микоян: «Как-то на даче Сталина сидели члены Политбюро и высказывались об этой книге. Берия и Маленков начали подхалимски хвалить книгу, понимая, что Сталин этого ждет. Я не думаю, что они считали эту книгу правильной. Как показала последующая политика партии после смерти Сталина, они совсем не были согласны с утверждениями Сталина… Молотов что-то мычал вроде бы в поддержку, но в таких выражениях и так неопределенно, что было ясно: он не убежден в правильности мыслей Сталина. Я молчал».

Такая реакция Сталина лишь могла убедить его в том, что, несмотря на его усилия заставить ведущих деятелей партии усвоить марксистско-ленинскую теорию и мыслить диалектически, его старания не увенчались успехом. Незавершенность победы над противниками сталинской Конституции во многом объяснялась тем, что Сталин не мог найти достойной смены партийным руководителям на всех уровнях и был вынужден довольствоваться «практиками», которые лишь формально осваивали теорию, благодаря которой партия пришла к власти и осуществила грандиозные общественные преобразования в стране. Сталин лишний раз мог убедиться в том, что «хор псаломщиков» или «отряд аллилуйщиков» неспособны осуществить глубокий теоретический анализ ни экономических проблем страны, ни ее истории, ни событий 1937–1938 годов.

Теоретическая беспомощность тех, кто должен был стать его наследниками, пугала Сталина. Известно, что в последние годы своей жизни И. В. Сталин не раз говорил то экономисту Д. Т. Шепилову, то философу Д. И. Чеснокову: «Без теории мы погибнем!»

Известно, что в последние месяцы своей жизни Сталин продолжал разрабатывать теоретические вопросы. По воспоминаниям Молотова, он написал вторую часть «Экономических проблем социализма в СССР». Сталин дал ее прочесть Молотову. Однако после смерти Сталина его рукопись пропала.

Одновременно Сталин предпринял усилия по выдвижению новых людей в высшие органы власти. В ходе XIX съезда в состав вновь созданного Президиума ЦК КПСС было избрано 25 членов и 11 кандидатов. (До съезда в состав Политбюро входило 11 членов. Кандидатом в члены Политбюро был лишь Н. М. Шверник.) Из прежних членов Политбюро в новый Президиум не вошел А. А. Андреев, а 25 человек были новыми в высшем партийном руководстве. Если в прежнем Политбюро лишь Г. М. Маленков имел высшее образование, то в Президиуме таких было абсолютное большинство. При этом трое имели докторские степени гуманитарных наук.

Однако запоздалые попытки Сталина омолодить высшее руководство страны, поднять его теоретический уровень и одновременно вернуться к политической реформе были прерваны его внезапной смертью.

В-третьих, возвращение к событиям 1937–1938 годов потребовало бы пересмотр многих оценок, которые были сделаны наспех, но стали затем каноническими. Между тем уход от глубокого и внимательного анализа исторических фактов противоречил марксистско-ленинскому научному методу исследования истории. Несмотря на то, что «Краткий курс» стал эффективным орудием распространения идей научного осмысления общественного развития, его содержание свидетельствовало о том, что политический кризис 1937–1938 годов оказался вне внимания этой книги. Те выводы, которые были сделаны в книге из московских процессов, не позволяли понять причины глубокого кризиса и временного поражения советского правительства в его борьбе против противников насущных преобразований.

Вопреки присущему для Сталина умению внимательно анализировать развитие общественных процессов с точностью до месяца, события 30-х годов были освещены поверхностно и без какой-либо детализации. Хотя объективно противники сталинских реформ в 1930-х годах так же выступали против насущных преобразований, как и оппозиционеры 1920-х годов и даже имели связи с ними, они возникли на другом этапе развития советского общества.