Читать книгу "Тень Серафима - Наталья Корнева"

…Придя в себя, Себастьян обнаружил, что кэбмен, как и договаривались, вывез его на самую границу Ледума. За время пути сознание немного прояснилось. Возблагодарив Изначального за нежданную благосклонность, сильф лихо выпрыгнул из экипажа и, не заботясь более ни о чем, поспешил прочь из проклятого города.

Не сосчитать, сколько раз он уже уносил ноги подобным образом, но чтобы так жутко, истекая кровью, безысходно скользя по самому краю пропасти — никогда прежде. Возможно, бегство в Пустоши — это вовсе не лучший выход из сложившегося положения, но Себастьян просто не знал, куда еще выйдет бежать, кто может укрыть его? Кажется, после смерти священнослужителя, таких людей больше не было. Да и не хотел он больше никого подвергать опасности.

И если раньше сильф был уверен, что преследовать его в Пустошах никто не решится, то сегодня дела обстояли иначе.

Пустоши для ликвидаторов — дом родной. Многие из них живут там всю жизнь и благополучно умирают от старости. Ну, разумеется, не в теплых постелях с одеялком, натянутым до подбородка, но тем не менее.

По слухам, инквизиторы сами выбирают момент смерти.

В их обществе смерть считалась целью всего земного существования и, соответственно, наиболее важным, сакральным моментом — и в этом инквизиторы были едины со служителями старой Церкви. Веря в очистительную силу пламени и предчувствуя близкий конец, адепты святой службы добровольно и с молитвой восходили на костер. Это был самый главный ритуал в их жизни. А тем, у кого не доставало моральных сил или решимости, искупить грехи и соединиться с Творцом помогали добрые собратья. Убитых в бою инквизиторов также предавали огню, посмертно.

Себастьян не мог не признать силу духа инквизиторов, близко граничащую с фанатизмом, но, тем не менее, не был уверен, что именно такие ужасные человеческие жертвоприношения угодны Изначальному.

Но некогда было размышлять об этом.

Ледум имел четыре полноценных крепостных стены, поднимавшихся по мере роста и расширения города и делящих его, как вишневый пирог, на четыре аппетитных слоя.

Первая стена, воздвигнутая прежде остальных, отделяла исторический центр. Внутри первой стены билось само сердце полиса — высокомерный старый Ледум, с фамильными особняками высшей аристократии и великолепным дворцом самого лорда-защитника. Внутри второй стены можно было найти кварталы влиятельных чиновников, служащих и зажиточных горожан. И так далее: по мере удаления от центра сообразно падали и общественный статус, и уровень жизни, и доходы жителей.

Но время шло, город всё разрастался — и вот уже вне четвертой стены давно возводились постройки. В основном то были здания промышленного назначения, заводы опасных и вредных производств, нежилые склады, а также бараки для рабочих и зоны для осужденных на тяжкие каторжные работы.

Сейчас Себастьян находился как раз в этом неблагополучном районе, и впереди оставался последний и самый надежный рубеж, защищающий Ледум от внешнего мира — магические оборонительные башни, построенные лордом Эдвардом.

Мимо них и лежал непростой путь ювелира — прямиком в дикие земли Пустошей.

Глава 38, в которой наступает весна

Бесформенными уродливыми кляксами расползался над второй столицей желтый дым. Уже вскоре небо над Ледумом заволокло почти полностью, и из окон высочайшей резиденции стало сложно что-то разглядеть.

— …Бесчинства святой службы также творятся с твоего ведома и милостивого одобрения, Эдвард? — тягучий голос нарушил одиночество правителя, как ни в чем ни бывало продолжая давешний диалог, как будто тот и не был оборван еще накануне. — Похоже, ты тешишь себя иллюзиями касательно собственного безграничного могущества. Опасными иллюзиями.

С нарастающим раздражением лорд Эдвард обернулся.

Белокурый мальчик стоял за самой его спиной и улыбался. Улыбался так кротко, так целомудренно, как будто нежные губы эти никогда не знали греха, не знали даже самых невинных поцелуев.

Бог весть отчего, но от улыбочки этой мороз продирал по коже.

— Тебя не проведешь, Альварх, — язвительно парировал правитель. — Но о чем тут вести спор? Любое могущество — лишь иллюзия. Как и всё в этом никудышном мире. Предоставленный смертным выбор лишь в том, какую именно иллюзию предпочесть. И я в полной мере использую его.

— Вот и славно, — почти пропело существо. Голос его был слишком чист, чтобы быть голосом зрелости, но в то же время слишком глубок, чтобы принадлежать беззаботной юности. Темная гармония этого размеренного голоса захлестнула сознание, завораживая, замораживая изнутри. — Но что же всё-таки насчет дерзкой политики святой службы?

— Инквизиция действует строго в рамках предоставленных ей прав и свобод, — скрестив руки на груди, сдержанно пояснил заклинатель. — Это необходимое зло, с которым всем нам приходится мириться.

— Любопытно, что святая братия не доверяет свои планы даже лорду-защитнику Ледума… словно опасаются, что он может предать их в любую минуту, — мальчик задорно рассмеялся. — И как же они чертовски правы!

Правитель только покачал головой.

— Вовсе нет. Защищать своих — обязанность вождей кланов, не так ли? Я не стал бы препятствовать или предупреждать оборотней о готовящейся облаве, если ты об этом. Напротив, истребление нелюдей чужими руками вполне устраивает меня. Сами не желая того, инквизиторы действуют на благо режима, вырезая на корню нечистое семя Искаженных и полукровок… вычищая мой город от скверны инакомыслия…

— Ты кажешься уставшим, Эдвард, — не дослушав, прервал его речь дракон, — и невеселым. Не буду лукавить, мне это не по нраву. Не так приличествует выглядеть стражу высшего, зримому символу моего могущества… которое, надеюсь, не есть иллюзия. Я приказываю тебе улыбаться.

Лорд Ледума замолчал, хмуро ожидая продолжения, которое, несомненно, обязано было последовать.

Мальчик лениво поправил соскользнувшую на глаза непослушную золотистую прядь.

— Должно быть, это «Властелин» так утомил тебя? Самый драгоценный из моих подарков… а я ведь предупреждал: чертов камень капризен и знает себе цену. Как маленькое жестокое божество, порой он требует слишком многого. Однако, он и вправду превосходен, не станешь же ты отрицать?

— Не стану.

Голос человека откликнулся будто равнодушное эхо. Глухо, не давая ни капли эмоций.

— И всё же… как же к лицу тебе великолепный алмазный венец! Будто солнце зажглось в нем, взошло для тебя одного! Прошу, дай мне взглянуть.

«Властелин» переливался в лучах утреннего солнца и весь струился светом. В новом теле ребенка дракон был мал ростом и, уж конечно, не мог хорошенько рассмотреть сияющий на челе, гордо увенчивающий голову правителя платиновый венец с легендарным камнем. Даже чтобы просто говорить с человеком, ему приходилось задирать подбородок и смотреть снизу вверх. Это было неудобно и непривычно.