Читать книгу "Зимнее серебро - Наоми Новик"

* * *

Лето у нас выдалось небогатое, да и осень тоже, хотя склоны горы надежно нас защищали. Много озер в недрах горы иссякло во время битвы с Чернобогом, много виноградников и садов зачахло. Сначала мы накормили детей, а после разделили то, что осталось. Когда мы вдвоем обходили нижние коридоры, оценивая ущерб, король сказал мне: «Все восполнится, лишь придет зима».

Мы погребали павших и исцеляли раненых — те лежали безмолвными рядами под белыми деревьями. Король осторожно брал ледяные осколки из источника и накладывал их на раны, а сверху налагал руки, и под его ладонями лед разрастался и края ран соединялись. Некоторые пещеры захлопнулись, как раковины моллюсков, и их нужно было заново открывать. Внизу мы рубили мертвые лозы и деревья, а от живых брали черенки, готовясь к новым посадкам.

Теперь я, по крайней мере, не плутала. То ли я сама незаметно для себя разобралась, в чем фокус, то ли просто гора была мне благодарна. Стоило мне озадачиться поиском той или иной комнаты или пещеры — и передо мной тут же появлялись нужные двери и простирались нужные коридоры. И среди всеобщей возни и хлопот я тоже нашла себе применение. Зимояры ничего не смыслили ни в бухгалтерии, ни в учете. Впрочем, чего еще ждать от народа, который долгов не делает и обитает в изменчивом чертоге, где любая комната охотно бежит на зов словно кошка.

Но сейчас-то чертог пребывал в разрухе, и нам требовались серьезные меры. Я затребовала у поэтов перья и бумагу и занялась составлением описи всех полей и озер — выясняла, в каком они состоянии и сколько мы сможем получить с каждого до зимы. Я разделила по дням все припасы, чтобы ни один из нас не ходил голодным.

Поначалу я считала дни до возвращения, и тянулись они медленно. Но каждый мой час был чем-то заполнен, и под конец дни неслись так, что я их вовсе не замечала. Однажды я проснулась и с удивлением обнаружила, что гора оделась первым снегом. Королевская дорога снова была открыта. Я так скучала по отцу с матерью, я сгорала от желания поведать им поскорее, что я жива. И все же я стояла и смотрела в окно долго-долго, не решаясь позвонить в колокольчик и позвать служанок, чтобы помогали мне собираться.

Сборы вышли короткие. Я научила Флек и Цоп, как держать бумаги и счета в порядке. Теперь мои счетные книги были такие, что комар носа не подточит. Даже дедушка не нашел бы к чему придраться. С собой я брала лишь небольшой сверток, самые дорогие мне вещицы: засушенные белые цветы, пару вкривь и вкось сшитых перчаток — Ребекка сама их смастерила мне в подарок — и платье, в котором я танцевала на балу в честь солнцеворота. Спустя несколько недель с тех пор, как мы погребли павших, мы отпраздновали наше избавление. Времени и сил на шитье пышных нарядов нам не хватило, поэтому платье вышло не особо роскошное. Незатейливо скроенная рубашка — но зато из серебристого шелка, что струился меж пальцев как вода и ловил свет, излучаемый горой. Я надела это платье, вплела в косы цветы и танцевала в кругу, держась за руки с друзьями — с новыми и со старыми. В самом конце король вышел и поклонился мне, и мы с ним вдвоем провели всех через рощу двумя рядами и танцевали под белыми ветвями, а те роняли свои последние цветы в ожидании зимнего покоя.

Король, разумеется, сдержал слово. Больше он на меня не посягал, и сегодня в роще меня дожидались запряженные сани. Я напоследок вздохнула, вышла из своей спальни и спустилась в рощу. Белые деревья нынче утром снова распустились, все кроны сплошь в листьях и цветах. В сословных кругах Зимояров все еще зияли прорехи — там когда-то стояли павшие в битве с Чернобогом. Но на каждом пустом месте мы погребли рыцаря, и на грудь каждому мы положили белый орех. Я произнесла над могилами благословение, и из земли проклюнулись белые ростки. Я уеду, а они будут тянуться ввысь. И мне делалось отрадно на душе оттого, что я оставляю за спиной новые деревья.

Я уже почти совсем спустилась, уже могла разглядеть листву. Но тут я встала, и у меня защипало в глазах. За санями собрались все Зимояры, все блистательное общество восседало на остророгих оленях. Рыцари и знать держали белоснежных соколов на убранных драгоценностями перчатках; белоснежные гончие сгрудились возле скакунов — серебро и драгоценности сверкали на кожаных ошейниках. Многих из этих благородных всадников я видела у ворот, а кому-то помогала залечивать раны. Но здесь была не только знать — даже несколько крестьян пришли проводить меня. Путешествие в солнечный мир и восхищало их, и страшило, но они явились в праздничных своих одеждах, украсив волосы серебром, чтобы попрощаться со мной. В переднем ряду, прямо за санями, сидели верхом Флек, Цоп и Балагула; перед собой Флек усадила взволнованную Ребекку, и та обвила вокруг длинных пальчиков плетеные поводья.

Грозная красота зимней ночи предстала передо мною во плоти. Я спустилась вниз, и владыка Зимояров подал мне руку, а я мгновение помедлила, опираясь на нее, чтобы не упасть. Я окинула последним взором их всех, а потом и его, чтобы сохранить в сердце увиденное, когда врата зимнего королевства навеки захлопнутся за моей спиной.

Я уселась, сморгнув слезы, и король сел рядом. Сани тронулись и заскользили по снегу. Вереницы белых деревьев разворачивались вдоль сверкающей дороги, и льдистые капельки серебра свисали с ветвей у нас над головой. Мы понеслись вниз, и студеный ветер бил нам в лицо, а следом за нами мчалась пышная королевская охота, и где-то вдалеке слышался высокий зов охотничьих рогов, чистый, словно пение зимних птиц. Народу Литваса отныне и впредь не придется бояться этой музыки. Зимояры больше не потревожат их. Люди расслышат разве что шепот под заснеженными ветвями, да и тот вскоре позабудут. Может быть, у меня будет дочь, и однажды, заслышав тоскливый зов в зимней ночи, я поведаю ей историю о мерцающей хрустальной горе и о народе, что живет в ней, и о том, как я сокрушила демона, сражаясь плечом к плечу с тамошним владыкой.

Я покосилась на сидящего рядом короля. В эти последние месяцы он не знал отдыха, вскрывая самые глубокие пещеры и обрушенные коридоры, исцеляя раны горы и раны своих воинов. Все это время он одевался как обычный труженик, в простую одежду, хотя и белоснежную. Но сейчас он был великолепен, как и вся его свита, — он горделиво сверкал, сидя в санях, и крепко держался за бортик. Он не приказывал придержать оленей, и путешествие наше завершилось, едва начавшись. Казалось, мы только-только отъехали от горы, как в ноздри мне ударил свежий сосновый дух, и коридор из белых деревьев вдруг расширился и распахнулся в лужайку, где росло одно-единственное белое дерево, еще совсем юное, но прекрасное, все усыпанное белесой листвой. Деревце стояло за деревянными воротами, возле домика, уютно укрытого снежным одеялом.

Увидев дом, я не смогла сдержать улыбки: какие же они молодцы, сколько всего успели сделать! К глазам подступили слезы, и свет, бивший из щелей в ставнях и в двери, потек золотыми нитями. Над тремя трубами приветливо вился дымок — значит, три камина горели в комнатах по обе стороны дома. Под прежним навесом появились стены — уже настоящий крепкий сарай. Я заметила курятник и ларь для зерна; по двору бродили несколько коз. За домом росли рядком невысокие фруктовые деревца. Возле двери на шесте висел фонарь. Его отсвет падал на чисто выметенную дорожку из камня, словно приглашавшую войти в дом.