Читать книгу "Василий Львович Пушкин - Наталья Михайлова"

В девять часов вечера является Лев Сергеевич, здравый, невредимый и веселый. — Где пропадал? что? как? — накинулась на него Ольга Сергеевна. — Рассказывай, что с тобой было!

Оказалось, что Лев Сергеевич, любопытства ради, простоял на углу Адмиралтейской площади и Вознесенского проспекта, наблюдая за ходом дела, и, дождавшись конца, завернул к одному из своих приятелей поделиться свежими впечатлениями»[613].

Не все рассказал Левушка. Доподлинно известно, что он был на Сенатской площади; В. К. Кюхельбекер вручил ему палаш, отнятый чернью у жандарма. Слава богу, палашом Лев Сергеевич не воспользовался и к следствию затем не привлекался. Знал ли об этой истории Василий Львович? Возможно, и знал. А узнав ее, возможно, мог сказать: слава богу, что Александра в тот день не было в Петербурге.

Свидетелями восстания были Н. М. Карамзин и В. А. Жуковский. То, что они увидели, их ужаснуло. Для Карамзина это было началом конца. Он вышел из Зимнего дворца без верхней одежды, простудился, заболел воспалением легких. Это было не только физическое, но и нравственное потрясение. Его мир с культом дружбы и поэзии, внутренней свободы частного человека был расстрелян картечью на Сенатской площади. Трагическая история России совершалась на его глазах: о каких нравственных критериях в оценке исторических событий тут можно было говорить?

«Душевная лихорадка моя еще не совсем прошла, то есть экзальтация, произведенная чрезвычайными обстоятельствами, — писал Н. М. Карамзин П. А. Вяземскому 31 декабря 1825 года из Петербурга в Москву. — Сколько горести и беспокойства в семействах. Еще не имею точного ясного понятия об этом и злом, и безумном заговоре. Верно то, что общество тайное существовало, и что целию его было ниспровержение правительства. От важного к неважному: многие из членов удостоивали меня своей ненавистью, или по крайней мере не любили; а я, кажется, не враг ни отечеству, ни человечеству. Слышно, что раскаяние некоторых искренно и полно. Бедные матери, жены, дети, младенцы! Не имея никакого политического влияния, молюся за Россию. Бог спас нас 14 декабря от великой беды. Это стоило нашествия французов, в обоих случаях вижу блеск луча как бы неземного»[614].

Не исключено, что П. А. Вяземский показал это письмо В. Л. Пушкину.

22 мая 1826 года Н. М. Карамзина не стало. Это была огромная потеря для России и лично для В. Л. Пушкина. Потрясенный Василий Львович спустя неделю писал П. А. Вяземскому:

«Утешать тебя, мой любезнейший, я не в состоянии, но готов разделять с тобою твою горесть. Ты знаешь, как много я любил и почитал Николая Михайловича; я умел ценить и превосходный его талант и благородную его душу. Никто заменить его не может, и мы все сделали потерю невозвратимую. Да укрепит Бог Катерину Андреевну и ее детей! Сердце мое о них страдает и слезы текут ручьями, когда я представляю себе их положение. Прости. Не могу писать более. Вчера я видел Н. И. Кривцова и говорил о тебе. Будь здоров. Верь нежнейшей моей к тебе дружбе. Обнимаю тебя и любезного А. И. Тургенева от всего сердца.

Преданный тебе

Василий Пушкин.

30 мая. Москва»[615].

После того как 13 июля 1826 года в Петербурге казнили руководителей восстания, Москва стала готовиться к коронации.

22 августа под звон колоколов, пение духовенства, музыку и артиллерийский салют при огромном стечении народа состоялась торжественная церемония. Успенский собор Кремля был заполнен сановниками, предводителями дворянства всех губерний Российской империи, старшинами купеческих гильдий, посланниками иностранных государств. Увенчанные коронами император и императрица в коронационных нарядах с горностаевыми мантиями, митрополит Серафим в облачении, сверкающем золотом и драгоценными каменьями… От трона к алтарю вел ковер из золотой парчи…

23, 24 и (после отдыха 25-го) 26 и 27 августа коронационные празднества следовали одно за другим: после военных смотров и маневров в окрестностях Москвы — балы, пышные собрания в Первопрестольной. Весь город был иллюминирован. Сияли вывески на домах, огненные гирлянды завораживали взоры. Кремль сверкал огнями. Толпы народа любовались великолепным зрелищем.

27 августа в Грановитой палате был многолюдный бал. 1 сентября в Большом театре состоялся грандиозный маскарад. Зала была убрана богато и изысканно. Тысячи свечей отражались в золотой и серебряной парче. Дамы, как им было предписано, явились в национальных костюмах. Сияли бриллианты, сапфиры и изумруды. В соседних залах гостей ожидали столы, украшенные цветами, уставленные фруктами, разнообразными лакомствами, бутылками с тонкими французскими винами и ликерами.

3 сентября, отдохнув, участники коронационных торжеств прибыли на роскошный обед, который давало государю купечество. И. И. Дмитриев был приглашен в Грановитую палату.

В. Л. Пушкин, по-видимому, в праздниках не участвовал. Его одолевали болезни, тревоги и печали…

И вот 8 сентября — нечаянная радость: Александр, родной племянник, в его доме! Мы можем вообразить родственные объятия, слезы, восклицания. Дядя вглядывался в родные черты: вместо юноши перед ним стоял молодой мужчина; кудрявые волосы ниспадали до плеч; смуглое лицо, побледневшее от усталости и волнения, обрамляли густые бакенбарды. Но голубые глаза были те же, и та же белозубая улыбка, и тот же заразительный смех. И племянник не мог не заметить, как изменился дядя со времени их последней встречи. Двигался Василий Львович с трудом — подагра одолевала. Он сильно постарел — настолько, что это поразило Александра Сергеевича. Несколько раз он зарисовал потом знакомый профиль уже старого человека, с запавшей верхней губой, с редкими, едва прикрывающими лысину волосами. Но глаза его по-прежнему лучились добротой и любовью.

А. С. Пушкин приехал к дяде, вероятно, около шести часов вечера, к ужину. По московской традиции — прежде всего, накормить гостя. И Василий Львович дал необходимые распоряжения повару, да и Анна Николаевна, верно, расстаралась. Можно не сомневаться, ужин удался. Но главное все-таки разговор.

О чем они говорили? Прежде всего, конечно, об аудиенции у императора. В жизни любой дворянской семьи такая встреча — огромное событие, рассказ о котором передают из поколения в поколение. Вероятно, Василия Львовича интересовало всё: как выглядел государь? ласково ли встретил племянника? о чем спрашивал и что ему племянник отвечал? Из воспоминаний современников мы знаем, что на вопрос царя: «Пушкин, принял бы ты участие в 14-м декабря, если б был в Петербурге?» — поэт ответил: «Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нем».