Читать книгу "Ведьмы танцуют в огне - Юрий Чучмай"

Мужчина оглядел гостью с ног до головы — грязную, испачканную, зябко кутающуюся в куцую шаль, и позвал дочь.

На пороге возникла Ина с улыбкой на лице, но едва увидела Хэлену, как улыбка сползла с её уст.

«Она уже знает» — поняла ведьма и уже приготовилась уходить.

— Привет, — сказала Ина. — Что случилось?

— Прости пожалуйста, но мне негде ночевать, я и хотела попросить тебя, может быть…

— Конечно, конечно, проходи, — Беттина впустила её внутрь. — Мама, папа — это Хэлена. Она переночует сегодня у нас?

— Конечно, — ответила мать, которая возилась на кухне. — Скоро будет готов ужин.

Маленький братик Ины выглянул из соседней комнаты, посмотрел большими глазами на Хэлену, а потом скрылся.

Они поднялись наверх, в комнату Ины.

— А как ты оказалась здесь? — начала допытываться молодая колдунья, едва дверь за ними закрылась.

— Нас выследили, пришлось бежать. А ты ничего не знала?

Беттина покачала головой. Они уселись на кровать и говорили тихо, иногда даже переходя на шёпот. Хэлена сбросила свою шаль и спрятала книжицу Эбенхольца под неё.

— А остальные тоже в городе? Я никого не встречала.

— Я не знаю, — Хэлена пожала плечами. — Может быть их поймали, а может быть они просто скрываются.

И тут она поняла, что сказала слишком много.

— То есть как? — удивилась Ина. — А почему ты не с ними? Я бы от них ни на шаг…

Хэлена посмотрела на неё. Девчонка, ей от ковена нужно не только знание, но и защита. И она готова будет защищать общину безоглядно, с подростковой ограниченностью и упёртостью, также именуемыми «верностью» и «решительностью».

Но всё же она решила сказать правду. Свою правду.

— Я ушла. Они посчитали, что я предала их.

— А ты не предавала?

— Я просто помогла одному… Помнишь Вольфганга? Демонолога? Он пришёл и сказал, что за ним охотится инквизиция. Я поверила ему, а он оказался шпионом. Им удалось бежать, но я тоже ушла от них.

Ина хлопала своими большими голубыми глазами.

— И как же ты добралась сюда?

Хэлена вкратце рассказала о своём пути.

— …платье, вот. жалко, — посетовала она. — Я думала, что мой дом ещё не успели конфисковать, хотела переночевать там, но в нём уже кто-то живёт.

— Ах, ты же не знаешь… — девочка прикусила губу и осторожно посмотрела на Хэлену.

— Чего не знаю? — спросила она, затаив дыхание.

— Говорят, что император вроде бы решил запретить инквизицию в Бамберге. Поэтому викарий и епископ сейчас суетятся, как тараканы, — сказала Ина, подавив смешок, а потом снова горестно посмотрела на Хэлену. — Говорят, что они уничтожают все дела, в которых недостаточно улик, которые могут доказать, что они казнили невинных жителей. Но вместе с этим они избавляются от свидетелей. Говорят, что Труденхаус почти опустел. В последнее время тут многих казнили. Без празднества, даже без епископа. Торопились, чтобы успеть. Твою маму и отца сожгли в конце августа.

Сердце Хэлены будто остановилось. Маму. Сожгли. Она попыталась понять, как это, но не могла. Мама по прежнему была в памяти, живая и здоровая. Такая, какой она её больше никогда не увидит.

Хэлена снова сдержала слёзы, хотя одна из них всё же скатилась по щеке.

А потом позвали ужинать. Девушки задули свечи, спустились вниз и чинно уселись за стол, словно ничего не произошло. К еде, видимо с претензией на изысканность, подали вилки. Хэлена взяла непривычный инструмент так, как берут перо. Несмотря на то, что мыслями она сейчас была далеко, не хотелось ударить в грязь лицом в доме Ины.

Помолились. Хэлена поймала заговорщицкий взгляд Ины и тайком кивнула ей. Ведьмы, которые благодарят Господа за хлеб насущный.

— Беттина, у нас кончаются продукты, так что завтра ты сходишь со мной на рынок.

— Да, мама. Кстати, дядя Бартль сказал, что забил сегодня барашка, так что мясо будет свежее.

— Хорошо. Что он ещё рассказывал?

— Я забегала к нему ненадолго. Он передавал отцу привет и сказал, что до сих пор завидует.

— Если бы дядя Бартль поменьше завидовал, то давно бы нашёл себе женщину, ничем не хуже нашей мамы… — усмехнулся отец.

— Ну что ты, Пауль, он ведь шутит. Чему тут завидовать? — зарделась мать.

— Как чему? Да ты у нас первая красавица в городе!

— Да, мама!

— Ой, ну перестаньте…

Вся эта домашняя болтовня, уютная, милая, тёплая, но чужая, не оставила Хэлену равнодушной. Какое-то время она сдерживалась, ковыряя вилкой в тарелке, но потом душный поток слёз всё-таки хлынул. Она пыталась скрыть рыдания, прятала лицо, но всхлипы и судорожные вздохи прорвались наружу. Едва не обронив вилку, Хэлена поднялась, тихо извинилась, ни на кого не глядя, и убежала наверх. Пусть думают, что хотят.

Горькие слёзы капали из глаз ведьмы. Они душили её, а тело заходилось в судорогах. В душе девушки смешались боль и гнев. Ну почему всё пошло так? За что богиня наказывает её?

Хэлена сидела на постели Ины в темноте, уронив голову на руки, и беззвучно рыдала. Они часто ссорились с матерью, но от этого она не любила её меньше. Более того, мать для неё всегда была идеалом, такой, какой Хэлена мечтала стать когда-нибудь. Они даже не попрощались. Не увиделись напоследок. А отец? Она ведь ни разу не навестила их в тюрьме. Пусть это было опасно — всё равно, можно было попытаться, договориться, отвести глаза страже… Где теперь похоронена её семья? Почему так вышло? Раньше казалось, что всегда есть кто-то, кто ждёт и любит тебя. А теперь вдруг понимаешь, что это не так. Всполох костра — и одиночество.

Девушка расправила спутанные волосы и посмотрела через щель в ставнях на звёздное небо. Ненависть и злоба жгли её изнутри. Все мысли были только об убийстве, о мести, казалось даже слёзы её пропитались этим ядом… Ядовитый взгляд — так ей говорили всегда.

Ведьма нащупала книгу Эбенхольца. Всё ещё не в силах унять рыдания, она открыла её и стала листать. Горькие, ядовитые слёзы исступлённой ненависти капали на страницы, пропитывали засаленную и помятую бумагу. Даже в темноте было видно, как расплываются чернила по страницам. Наговор рождался сам собой: в нём была горечь потери и презрение, злоба, самоотверженная ненависть к убийце.

Слёзы блестели в свете с улицы, падая на страницы книги и словно чернели в полёте. Эта видимость придавала Хэлене остервенелости, отчаянной и свирепой злобы, которую она выплёскивала в конвульсивных рыданиях. Убийца заплатит. Пусть он попробует ту горечь, что принёс в дома и семьи Бамберга.

Давным-давно, когда Хэлена была ещё совсем ребёнком, и её впервые привели в ковен, Мать сказала, взглянув ей в глаза: «Твои слёзы могут убить». Но Хэлена так и не поняла, что она имела в виду. По крайней мере именно слёзы её были такими же как у всех — солёными.