Читать книгу "Фридл - Елена Макарова"

Ребенок не является недоразвитым взрослым. Ратенау по этому поводу сказал: «Аллегро – это не цель для адажио, и финал – не цель для вступления. Они следуют друг за другом по закону гармонии».

Претензии взрослых, даже тогда, когда они обоснованы, относятся к другим областям. Например, чистота, точность, способность к передаче определенного содержания принадлежат к области рисования геометрического орнамента и не имеют ничего общего с творческим рисованием.

Предписывая детям путь (а они развиваются вовсе не одновременно и не однонаправленно), мы на самом деле сбиваем их с пути. Ограничивая поле творческого поиска, мы мешаем развитию личности, уводим ребенка от попытки самостоятельно определить сферу своих способностей, а самих себя – от понимания характера этих способностей.

Громоздко. А если так: «Мы мешаем творческому развитию их индивидуальных способностей, а себе перекрываем доступ к пониманию характера этих способностей». Тоже не очень. Ладно, хватит про ошибки и непонимание. Пора переходить к делу.

Поскольку меня часто спрашивают о ритмических упражнениях, хочу на них остановиться особо. Они превращают толпу в рабочую группу, которая готова совместно отдаться делу, вместо того чтобы мешать и портить работы друг друга. Как побочный результат эти упражнения призваны сделать руки и всего художника окрыленным и гибким. Помимо этого, ребенок извлекается из обыденности (позже мы увидим, насколько это полезно), он ставится перед нетрудным заданием, полным игры и фантазии. Выполнение задания приносит ребенку удовлетворение, необходимое при этом сосредоточение делает его собранным… Кроме всего прочего, дети сообща выходят на старт.

В большой группе заниматься лучше: дети зажигают друг друга, создается более стабильное настроение, хорошие почти всегда сплачиваются против плохих. Дети получают друг от друга полезные идеи. Уже тем, что преподаватель не перегружает их своим вниманием, он дает им свободу воздействия друг на друга… Ребенок учится работать в группе, а группа – это целое, в ней нет конкуренции… Так проще преодолевать трудности, возникающие из-за нехватки материалов, помогая другим, направляя и ограничивая себя, где нужно.

Замечательная группа блока VI хочет заниматься живописью. Не хватает кистей, красок, планшетов. Мальчики знают, что здесь принимают всех независимо от степени одаренности. Они сами разбиваются на группы, ждут очереди. Они признают превосходство тех, кто страстно интересуется живописью, готовы стоять за их спинами. Подготовка планшетов, смешивание красок – это их вполне устраивает. Самостоятельно или по чьему-то совету они находят применение своим силам: один ведет список и организовывает занятия, распределяет материал и за это отчитывается, другой ведет журнал, третий «ассистирует» во время рисования или делает эскизы, кто-то отправляется на розыски материалов. Все чувствуют свою причастность к урокам и терпеливо ждут очереди – рисовать.

Мальчиков становится вдвое больше. Кисти приходится одалживать. Раньше в этом доме пропадали бумага и картон, теперь ребята более благонадежны, кроме того, наиболее одареннных из них удалось подвигнуть на работу с младшими группами.

Дети, работающие самостоятельно, моментально забывают злой, насмешливый метод критики – из жизни и взглядов другого можно извлечь много полезного.

17.

Детская выставка

Гонда Редлих, руководитель детдомов, выделил для выставки подвал. Он сырой и темный, но ничего другого нет. На стенах в коридоре вешать работы нельзя. Почему? Нельзя – и все. Чердак занят. Там репетируют оперу Сметаны «Проданная невеста». Многоголосый хор свил себе там гнездо, и я засыпаю под небесное пение.

Помощницы принесли в подвал папки с рисунками, разложили их на полу.

Госпожа Брандейсова, вы будете отбирать сами?

Нет, поручим это дело авторам. Чтобы выбрать одну работу, им придется пересмотреть все, что они сделали на занятиях. Это полезно.

Всех вести сюда?

Только не сразу, по очереди. Ведь еще и у мальчиков столько рисунков…

Как мы все успеем? Файнингер и тот нервничал, когда мы устраивали в Баухаузе развеску литографий, выполненных в его мастерской! Пил кофе, курил сигару за сигарой… Кофе нет, сигар не курю, если бы и курила, пришлось бы бросить.

Ханичка отложила в сторону рисунок, на котором изображены две конфеты, две коробки и две змеи. Сам по себе он слабенький, но для нас с Ханичкой очень важный.

В одном из заданий я настаиваю на том, чтобы были нарисованы только те предметы, что я упоминаю в рассказе дважды. У пассивного ребенка это не выходит. Пока мне не удастся установить с ним личный контакт, вывести его из этого состояния каким-то совсем другим способом. Я нарисовала Ханичке костюм бабочки. В нем она чудесно играла на сцене и была довольна. Это и положило начало успеху. И теперь в заданиях на скорость реакции ей нет равных…

Интересно, очень интересно, – говорит Гонда Редлих, разглядывая детские работы, – все проблемы Терезина нашли здесь отражение. Трехэтажные нары, повторенные многократно; образ «человека из гетто», сексуальные проблемы, отображенные в рисунках четырнадцатилетней девочки. С другой стороны, дети повествуют о своих мечтах: кибуц, прекрасные квартиры, самолет, поезд…

Насчет поезда он ошибается. Поезда вряд ли связаны со счастливым будущим. Напротив, дети рисуют их, дабы вытеснить страх. И если бы Гонда присмотрелся внимательней, он бы увидел рядом с железными дорогами маленький домик. Это весовая. Тут взвешивают багаж пассажиров, отправляющихся в Польшу.

Про девочку с сексуальными проблемами я говорила на лекции.

Может пройти 10 уроков, пока учитель не набредет на что-то и ребенок, казавшийся неконтактным, внезапно отзовется. Возможно, дверцу в душу ребенка откроет один-единственный ключ…

Ева рисует что хочет. И вот она показывает мне рисунок. На нем – обнаженная женщина под деревом, она грустно глядит в пространство, на отсутствующий пейзаж. За деревом – мужчина в каком-то рыцарском костюме, легко и любезно настроенный, с револьвером в руке. Я осторожно спросила, куда глядит женщина и что сейчас произойдет.

Ева ответила, как любой ребенок в подобной ситуации: это ничего не значит, это просто так, и она хочет еще что-то дорисовать. На «улучшенном» рисунке – море, у которого весьма глубокомысленно сидит женщина, однако голые колени прикрыты платком, на небе облака, пистолет из руки мужчины исчез. Я сказала: это совсем другой, новый рисунок, жаль старого. Она весьма услужливо предложила перерисовать старый по памяти – получится точно как раньше, и действительно – вышла та же задумчивая голая женщина и любезный мужчина с револьвером.