Читать книгу ""Артиллеристы, Сталин дал приказ!" Мы умирали, чтобы победить - Петр Михин"

У меня же, командира дивизиона, победившего в том бою армаду врагов, «в благодарность» отобрали «доджи», на которых мы возили пушки, и передали их придворному дивизиону, который штаб дивизии охранял. А мне сказали:

— Вон сколько бесхозных немецких лошадей по балке бродит после твоего боя, собирай их и формируй конные упряжки.

И я до конца войны возил две пушечные батареи на конях. Даже пустыню Гоби и хребет Большой Хинган на этих лошадках форсировал, прокладывая путь для всей дивизии.

И после Молдавии на всем боевом пути по Восточной Европе мой дивизион шел впереди дивизии с лучшим стрелковым полком. Сменявшие нас в Югославии болгарские артиллеристы не верили, что дивизионом командует двадцатитрехлетний капитан, прослуживший в армии всего три года. Поверили только тогда, когда я спас их от разгрома, проявив больше мужества и мудрости, чем эти высокомерные болгарские служаки-офицеры.

Дунай, Румыния, Болгария, страшные бои в Югославии, в ее непривычных для нас горах, где горные немецкие войска врезались в наши колонны с флангов и тыла, а бурные реки преграждали нам путь. Но в этих неразберихах мы всегда оказывались победителями.

Неприступную гору Ртань наша дивизия взяла только потому, что я с двумя пушками с помощью местных жителей проник по ее лесистым склонам в тыл к немцам и уничтожил прямой наводкой огневые позиции всех четырех немецких батарей. Лишившись артиллерии, фашисты отступили.

Множество боев в труднейших условиях горной местности выиграли мы в Югославии. Надрываясь из последних сил, рискуя быть сброшенными в пропасти, мы, люди равнин, сумели одолеть специально обученные немецкие горные войска. Овладели горой Ртань, захватили города Парачин, Крушевац, Трстеник, Крагуевац и сам Белград.

Да и тот случай нельзя не вспомнить, когда с двадцатью югославскими партизанами, тремя разведчиками и пушечной батареей я сумел захватить югославский городок Трстеник. Этот случай преподнес нам немыслимое. Два полка дивизии никак не могли взять этот городок, расположенный на широкой, бурной Западной Мораве. А третий стрелковый полк наступал с моим дивизионом вдоль той же реки по противоположному ее берегу. Прямой наводкой с помощью своих орудий в течение трех минут мы подняли на воздух всю немецкую оборону, позволив дивизии спокойно войти в город. А командование дивизии доложило наверх: вместе с поддерживающими частями, в результате упорных боев дивизия штурмом овладела городом. На этот мнимый «штурм» было списано много боеприпасов, имущества, людских потерь. К тому же многих наградили. Только о нас не было сказано ни слова. После войны наш генерал, оправдываясь, заговорщицки сообщил мне:

— Тебя бы тогда, наградить надо, но сделать этого нельзя было. В донесениях я представил дело так, что город штурмом взяла наша дивизия. В противном случае считалось бы, что город освободили не советские войска, а югославская армия. Это была военно-политическая уловка. Дружба дружбой, но уже тогда Тито слишком возомнил о себе, нельзя было поощрять его.

Мне же от этой «хитрости» стало не по себе.

За Белградом, в городке Рума, нас остановили на пополнение. Там 7 ноября мне вручили орден Александра Невского. Командир полка Рогоза тогда сказал:

— За мост через Ингул, за форсирование Днестра, за уничтожение лавины фашистов в Молдавии, ну и, конечно же, за гору Ртань и Трстеник ты заслужил три ордена Невского! Да и Героя тебе надо было бы дать. Но это не в моих силах. Держи «Невского»!

Орден Красного Знамени. Май — июнь 1945 года

Снова мы включились в жестокие бои с фашистами в Югославии под Вуковаром. Там меня тяжело контузило. Затем бои в Венгрии, Австрии и Чехословакии. Об ожесточенности боев в Венгрии говорит такой малоизвестный факт: под Секешфехерваром немцы пленили около ста тысяч советских солдат. Это в конце-то войны!

Для меня в Венгрии горько памятен бой за Пустовам 2 января 1945 года. Там средь бела дня наше командование на виду у немцев сняло четыре артиллерийских полка, а меня с восемью орудиями оставило на съедение сорока немецким танкам, которых поддерживали пушки и минометы. Ушедшие артполки сделали свое дело, они уничтожили рвавшиеся в Будапешт вдоль Дуная танки генерала Гудериана. Но мы-то, подбив девять танков, были раздавлены остальными, напавшими на нас с тыла. С горсткой солдат я уцелел и выбрался из занятого немцами города. В моем распоряжении оставалась только гаубичная батарея, которая стояла далеко в нашем тылу. С ее помощью я остановил дальнейшее продвижение противника. Да еще мне пришлось вытаскивать из расположения немцев свои раздавленные пушки, чтобы показать их прокурору. Хотя все знали, что сделать это немыслимо: не поедешь же к немцам за пушками, как на колхозный двор. Только неимоверное чудо и господь бог помогли мне сделать это невозможное дело. Я вытащил пушки, и меня не судили. Такова была мне «награда» за выигранный бой с многократно превосходившим меня по силам противником.

Под Брно, в Чехословакии, 22 апреля сорок пятого меня в последний раз ранило. В метре разорвалась 82-мм мина, которая уничтожает все живое в диаметре пяти метров. Мне повезло, я упал без сознания, с одним только осколком в ноге. Но, поправившись, успел еще повоевать под Прагой с группировкой Штернера. Война в Европе кончилась для нас только тринадцатого мая.

В мае — июне 1945 года начальство, опять же в строжайшей тайне, начало зачищать наградные дела. Тут уж многих вспомнили, кого не наградили за бои и за тыловой труд. Снова уравняли героев передовой и обитателей тылов: штабистов, политработников, снабженцев. Ах, как нам, истинным фронтовикам, хотелось, чтобы для выучки хотя бы на недельку отправляли на передовую тех начальников и политработников, которые занимались наградами. Тогда бы они знали, кого надо награждать в первую очередь. Но они, как черт ладана, боялись передовой и никогда там не бывали!

За все бои в Югославии, Венгрии, Австрии и Чехословакии я скопом был награжден высшим боевым орденом — Красным Знаменем. К сожалению, этот боевой орден, который давался за успехи в смертельных боях, обесценил Никита Хрущев. В 1957 году, в 40-летие Октября, он наградил им, вопреки статуту этого ордена, поголовно всех политработников, прослуживших в армии двадцать лет. Снова приравняли смертельный риск с многолетним бдением.

Орден Отечественной войны 2-й степени. Сентябрь 1945 года

Пятый орден — Отечественной войны 2-й степени — я получил за бои с японцами в Маньчжурии. Хотя там не столько японцы нам докучали, сколько безводная пустыня Гоби и хребет Большой Хинган. Я со своим дивизионом на конной тяге прокладывал путь для всей дивизии средь раскаленных песков и заоблачных скал. Первым же шел я и к Порт-Артуру, утопая в заиленных реках Китайского Приморья. Наверное, начальство считало, что лучше меня, двадцатичетырехлетнего капитана, никто с компасом в пустыне не отыщет воду и не найдет дорогу в Китай. И я оправдал доверие: не потеряв ни одного человека и ни единого коня, привел дивизию к месту назначения. Почему же ученые не подсказали нам тогда, что под горько-солеными озерами в раскаленных песках пустыни Гоби залегает вечная мерзлота, а под нею — пресная вода?! Что на твердом иле китайских рек ни в коем случае нельзя останавливаться — засосет, не оставив никаких следов. Все это я открывал заново, рискуя сварить дивизион в обжигающих песках пустыни или утопить его в китайских реках. Непросто было провести 20-метровые конные упряжки вместе с орудиями по нависающим над пропастями горным карнизам Хингана.