Читать книгу "Валентайн - С. П. Сомтоу"

Быть искренним — это великий дар.

Быть свободным — великий дар.

И еще она помнит, как Эйнджел пел эти слова. Как будто произнесенные вслух, они могли освободить его от всех забот и печалей мира. Ей очень понравилось, как он пел. Именно в эти минуты, когда он был один и пел для себя, а не для публики — для публики, которой надо понравиться, которой надо угодить; для публики, которая претендует на полное обладание тобой, как будто ты ей что-то должен; которая в каком-то смысле была продолжением одержимой и собственнической любви его матери, — только в эти минуты в его голосе появлялось что-то похожее на ту кристальную чистоту, которой обладал голос Тимми Валентайна. Леди Хит вдруг поняла, что скучает по Эйнджелу. Ей бы очень хотелось увидеться с ним опять. Поскорее бы он возвращался... но она знала, что Эйнджел вернется лишь через много лет, когда она сама станет уже старухой, он останется прежним. Таким же, каким он был, когда ушел в Зазеркалье. Состарится только она. А он навечно останется молодым.

— Ты про Эйнджела думаешь? — тихонько спросил Тимми.

— Да, — ответила Хит.

— Я так и понял. — Он помолчал и добавил: — Знаешь, то, что сейчас происходит с ним, — я через все это прошел.

— Они вернутся, — сказала Хит со спокойной уверенностью.

— Джонатан вряд ли получит «Оскара» за лучшую режиссуру, — сказал Пи-Джей. — Многие считают, что фильм для мейнстрима слишком завернутый...

— Ну, я тоже вряд ли чего получу за лучшую главную роль, — сказал Тимми. — В том смысле, что детям за главную роль «Оскара» не дают...

— Но ты можешь его получить по другой номинации... за лучшую песню, — сказала Хит. — И ты написал главную тему для «Валентайна», которая уже десять недель держит первое место в чартах. И ты сам понимаешь... на самом деле... о Господи, сейчас как раз собираются объявить победителя... за лучшую песню! Тише, давайте послушаем!

Она заметила, что у Тимми дрожат руки. Он, наверное, уже и забыл, как это бывает, когда кровь переполняется адреналином, и во рту от волнения сухо-сухо, и живот крутит нервными спазмами. И еще Хит заметила, что ему нравится это нервозное состояние. То есть действительно нравится. Что ж, его можно понять.

— Господи, я сейчас лопну от напряжения! — пробормотал Тимми себе под нос.

— Я люблю тебя, Пи-Джей, — прошептала Хит на ухо шаману, который утратил свою колдовскую силу.

— Я тебя тоже люблю, — отозвался Пи-Джей.

— Нет, я сейчас точно лопну!

— Итак, победитель...

18Последние впечатления

• мозаика •

Сисси Робинсон, 13 лет:

Когда я его увидела на вручении «Оскара» по телевизору, он был совсем другой. По-прежнему очень красивый и все такое, но теперь в нем было что-то такое... Он не просто играл Тимми Валентайна. Он был Тимми Валентайном.

Я сразу в него влюбилась.

Вот почему я все-таки сняла постер с Фредди Крюгером и повесила огромный плакат с Тимми — в полный рост, во всю стену. Пришлось купить десять номеров «Raving Teen», потому что они печатали плакат по частям, ну, типа... «Каждый месяц — еще одна часть от Тимми»... ну, вы, наверное, знаете. Но оно того стоило.

* * *

Пи-Джей Галлахер, художник; активист движения в поддержку коренного населения Америки:

В последний раз я видел Эйнджела Тодда не здесь. Я имею в виду не в реальном мире, а в мире видений. Мы, индейцы, называем его миром духов; аборигены Австралии — миром, где живут сны.

Эйнджел не сошел с поезда. Эйнджел стал вампиром.

Я не знаю, понимает он или нет, что это значит. Когда все случилось, он был всего лишь ребенком — ребенком, который многого натерпелся в жизни. Детская травма от смерти брата-близнеца, нездоровая любовь матери, обернувшаяся сексуальными домогательствами... он много раз говорил, что ему хочется лишь одного: умереть. Я думаю, психиатры усмотрели бы в этом естественную патологию — естественную в том смысле, что с учетом всех перечисленных обстоятельств подобное желание вполне закономерно. Но лично мне кажется, что дело в другом. Он никогда не мечтал. Ему никто не давал мечтать. За него мечтали другие. Вот почему он хотел умереть. И умер. В каком-то смысле.

Я думаю и о других, кто ушел на ту сторону: Шеннон; ее мать; безумная колдунья; Арон, сценарист; Габриэла, агент; и все остальные. Они уже не вернутся.

Я думаю о своих друзьях и знакомых из Узла: Дэвид и Терри, Наоми, даже мистер Кавальджан из похоронной конторы. Мистер и миссис Гиш. И женщина — хозяйка маленького супермаркета. И мои мама с папой, Кейл и Шанна. И все ребята, которые ошивались в зале игровых автоматов, где мы играли в «Пьющего кровь». Они все ушли. Все.

И я думаю: если силы вселенной ведут бесконечную битву, и все эти люди, которых я знал, любил и ненавидел, — они просто случайные жертвы, как звери, раздавленные на шоссе; равнодушная сила просто смела их, смела, не заметив, потому что они оказались у нее на пути; им просто не повезло... но ведь во всем должен быть смысл... но какой смысл во всем этом?

Когда-то я знал ответы на эти вопросы. У меня был дар. Но теперь его нет. Зато у меня есть искусство...

* * *

Джонатан Бэр, режиссер:

Ладно, «Оскара» мне не дали. Впрочем, соперники были достойные: Полански, Спилберг и Куросава. Но зато мне предложили контракт на три фильма с бюджетом в несколько миллионов каждый. Так что я бы не стал говорить, что меня как-то обидели.

Я никогда никому не рассказываю о том, что случилось в зеркальном зале. Об этих так называемых, спецэффектах, аккуратно заснятых на все уцелевшие камеры, потому что они продолжали работать на автономном питании даже тогда, когда все участники съемки отправились в ад — и в прямом, и в переносном смысле слова. И не я один. Все, кто при этом присутствовал, все молчат. Я знаю, я видел странные вещи — поразительные, небывалые, — в старые добрые времена мы называли их психоделическими.

Ничего этого, разумеется, в сценарии не было.

По ощущениям это было похоже на то, как если ты смотришь — нет, физически переживаешь, — скажем, концовку «Космической одиссеи 2001 года». И еще одно: я был всего-навсего наблюдателем. Фильм, который я смотрел, — это был не мой фильм. Не про меня. Это был фильм про других: про Дамиана Питерса, про того индейца-шамана, про ту ведьму, которая королева голливудских медиумов, про Эйнджела, Петру, Брайена и про духа Тимми Валентайна.

Я точно уверен, что когда-то я знал разгадку тайны Тимми Валентайна — знал, но забыл. Как будто у меня стерли память. Может быть, навсегда.

И когда я увидел Эйнджела Тодда в следующий раз, это был уже не Эйнджел.

Это я знаю наверняка.

* * *