Читать книгу "Кровавые игры - Челси Куинн Ярбро"

– Не бойся задеть меня. Говори,- кивнул Сен-Жермен.

– Как господину будет угодно,- поклонился Роджериан.- Сенатор Силий в своем заявлении указал, что одним из любовников его развратной и преступной супруги является некий Ракоци Сен-Жермен Франциск. Любая твоя попытка с ней повидаться только подтвердит это и даст почву для домыслов, усугубляющих ее положение.

Сен-Жермен стиснул зубы.

– Понимаю,- пробормотал он, усаживаясь на стул.- Юст оказался хитрее, чем я думал.- Он мысленно выбранился и приказал себе сосредоточиться.- Есть ли у тебя подход к рабам римских сенаторов? Прислуге обычно известно многое.

– Трудно сказать,- сказал после раздумья Роджериан.- Рабы есть рабы – они всегда не прочь перемыть хозяевам кости. Думаю, те, кто знает, что я твой данник, вряд ли будут со мной откровенничать. Но разговорчивость остальных вполне возможно купить за чашу вина. Надо лишь проявлять известную осмотрительность.

– Осмотрительность, похоже, твое главное качество,- без тени иронии сказал Сен-Жермен.- Делай что нужно. Я на тебя полагаюсь.

– Во избежание неприятностей лучше прибегнуть к какой-нибудь маскировке,- продолжал раздумчиво Роджериан.- Например, чтобы встретиться с Эттой Оливией Клеменс и не вызвать ни у кого подозрений, я приделал себе на спину горб, а на лицо налепил бородавок. Потом набрал фруктов в корзину и уселся перед ее домом, расхваливая товар. В конце концов она вышла и заговорила со мной. Я могу снова сделаться горбуном. Уверен, рабы там меня еще помнят. Они нисколько не удивятся, если я стану расспрашивать, куда делась добрая госпожа, щедро платившая мне за поставки.- Он вопросительно посмотрел на хозяина.

– Я восхищен,- вполне искренне сказал Сен-Жермен.- Зная планы врага, мы сможем найти для себя в них лазейку.- Лицо его посуровело.- Веспа-сиан выставляет меня из Рима. Иначе Юст поплатился бы за каждое мгновение горя, которое он ей принес.

– Возможно, со временем…- заговорил было Роджериан.

– Ах, перестань,- прервал его Сен-Жермен.- Я прожил достаточно долго, чтобы понять, что к негодяям вроде Юста почему-то благосклонна фортуна. Они процветают, попирая чужие жизни, и слывут мудрецами, достойнейшими из достойных. Юст безжалостен и полон решимости втереться в дом Флавиев. Он, безусловно, завладеет порфирой, если не вмешается рок. Такие люди обрекли на гибель Египет. Я их встречал в Афинах, в Дамаске, и всюду они сеяли мрак.- Он встал и посмотрел на слугу.- Играть с. ними в игры опасно.

– Опасно было отбивать меня у жаждущей крови толпы, но кое-кто сделал это.- Взгляд Роджериана был тверд.

Сен-Жермен усмехнулся.

– Что ж, попробуем их обыграть.- Он пересек комнату и, встав у окна, заговорил решительным тоном; – Надо обо всем позаботиться и все подготовить к отъезду, ибо, как только нам удастся ее выручить, мы отправимся в путь. Нам понадобятся колесницы, ящики с подходящей землей, одежда, деньги.- Энергичным жестом взъерошив свои волосы, Сен-Жермен продолжал; – Необходимо организовать подставы на всем пути от Рима до нужного нам порта. Просмотри последние записи и постарайся выяснить, на каком из кораблей мы, не мешкая, можем отплыть.- Он вдруг широко улыбнулся.- Боюсь, плавание – никудышный способ путешествия для существ моего рода, но, если все устроится, мы с Оливией проспим большую часть пути.

– Я сделаю все, что нужно,- ровным голосом произнес Роджериан, стараясь не смотреть на хозяина.

– Тебе также следует подыскать кого-то, кто сможет здесь тебя заменить. Оставляю это на твое усмотрение.- Бок опять начал болеть, и Сен-Жермен погладил бинты.

– Хозяин хочет, чтобы я ехал с ним? – спросил Роджериан недоверчиво.

– Ну разумеется,- с некоторым удивлением подтвердил Сен-Жермен.- Ты говорил, что намерен остаться со мной. Я полагал, что этот вопрос между нами улажен.- Вскинув брови, он ждал ответа.

Роджериан встал.

– Я закажу места для троих пассажиров,- с достоинством произнес он, укладывая манускрипт в защитный футляр.

Письмо раба Яддея к вольноотпущеннику Лисандру.

«Мой брат во Христе!

Молю Господа, чтобы это послание благополучно дошло до тебя, ибо дело мое к тебе представляется мне чрезвычайно важным. Я рассчитываю на то, что ты поможешь восстановить попранную справедливость,- ведь несмотря на то, что все наши чаяния устремлены к небесам, земное нами также не должно забываться.

У нас появился новый товарищ, не иудей и не христианин, его поздним вечером втолкнули в нашу лачугу. Человек этот явно был не в себе, ибо с ним обошлись очень жестоко. Правая рука у него была перебита, мошонка отрезана, равно как и язык. Стыдно признаться, но поначалу я, как и большинство из нас, чурался страдальца. Но однажды он услыхал, как я читаю по-гречески наши молитвы, и знаками дал понять, что хочет сообщить мне нечто важное. Я решил, что он грек, и заговорил с ним на его языке, а увечный принялся что-то мычать и водить пальцем по грязи. Да простит мне Господь, я хотел его оттолкнуть, но калека потянул меня за руку. Наклонившись к земле, я, к своему удивлению, обнаружил на ней греческие письмена. Я прочитывал фразу за фразой, увечный стирал написанное и снова писал. Так я узнал историю этого человека.

Раба зовут Моностадес, им владел сенатор Корнелий Юст Силий. Причиной увечий несчастного и ссылки на государственные работы явилось то, что он помогал своему хозяину сплести ловушку для его же супруги, после чего тот без зазрения совести расправился с лишним свидетелем. Сенатор прикинулся, что страдает от яда, подносимого ему жестокосердой женой, хотя он сам принимал отраву после вечеров, проведенных с ней, чтобы всему свету сделалось ясно, что его хотят извести. Моностадес поведал мне также, что хозяин всячески измывался над своей женой, например заставлял ее зазывать на свое ложе совершенно опустившихся типов, а сам наблюдал за тем, что они с ней творили. Еще он считает, что именно его господин выдал страже отца и братьев своей жены, составивших заговор против Нерона.

Печальная повесть, и Моностадес умолял меня ее записать, чтобы затем каким-нибудь способом довести записанное до сведения властей.

Я понимаю, мы мало знакомы с тобой, но мы оба сходимся в любви к нашему Господу. Я записал рассказ Моностадеса на обратной стороне пергамента, содержащего основы нашего вероучения, и пересылаю этот пергамент тебе. У тебя, как у писчего, есть доступ в сенат. Ты ведь можешь сделать так, чтобы документ этот попал в руки человека, облеченного властью? Пожалуйста, во имя христианского милосердия, устрой это ради вселения мира в душу несчастного Моностадеса. Сейчас он болеет и, вероятно, скоро умрет. Перед своим уходом ему хочется восстановить попранную с его же помощью справедливость и ввергнуть своею хозяина в положение едва ли не худшее, чем то, в какое тот его вверг. Бедный грек постоянно раздражен и угрюм, но постепенно начинает прислушиваться к моим наставлениям. Ему приятно было узнать, что в день Страшного Суда все мы равно предстанем перед лицом Господа и что каждый из нас будет держать ответ за свою жизнь.