Читать книгу "Экспансия-2. Безоблачное небо Испании - Юлиан Семенов"

— Я не понимаю по-испански, — ответил тот, несколько растерянно. — Я не говорю на вашем языке.

— Американец? — Штирлиц перешел на английский. — Из Штатов?

— Из Канады, — неумело солгал Джек Эр. — Из Оттавы.

— О, я прекрасно знаю этот город, как приятно! — заметил Штирлиц, сразу же поняв, что парень лжет. — Где вы там живете?

— Я? На этой… На Спринг роад, такой большой дом, знаете?

«Суки, — подумал он о своих преподавателях, — что ж они не объяснили, как себя надо вести, если объект заговаривает с тобою? „Тебя не должно интересовать, кто он, откуда, о чем думает; ты обязан знать, куда он пошел, с кем контактировал, по какому телефону звонил, от кого получал деньги или же, наоборот, кому их передавал, все остальное — наше дело; когда ты натаскаешься и пересядешь в мое кресло, тогда станешь принимать решения; а пока что — забудь о себе, ты — всего лишь глаза и уши нашей борьбы против нацизма“».

— Ну, как же! Такой красный, угловой, там еще внизу аптека? — Штирлиц играл снисходительно, ему это было просто, жизнь прошла в такого рода игре, будь трижды неладно это постоянное лицедейство, приучающее к тому, чтобы настраиваться на каждого человека, который приближается к тебе ближе, чем ты считаешь это возможным. Самое страшное, если в тебе рождаются стереотипы: можно проглядеть врага и пройти мимо друга — последнее, кстати, страшнее.

— Да, вообще-то, да, — растерянно ответил Джэк Эр, который ни разу в Оттаве не был. — Сейчас я вернусь. В туалет схожу, ладно?

— Я подержу ваше место, — пообещал Штирлиц, — здесь очень непоседливые люди, стоит отойти, как сразу же занимают стул…

Парень пошел в туалет. «Наверняка его проинструктировали, что он должен пробыть там не меньше трех минут, — подумал Штирлиц, — пока-то расстегнул ширинку, постоял над писсуаром, пока помыл руки, все ведь должно быть замотивировано, все по правде. Я успею выскочить на площадь и сесть в машину, — только я поеду за город. Он тоже схватит машину — если она есть, — но обязательно поедет в город. Он заинструктирован, он будет поступать по правилам. Выигрывает тот, кто живет своей головой; за следование инструкции можно получить отличные оценки в их секретных школах, но ты никогда не уследишь за мной, курносый парень с добрыми, испуганными глазами. Плохо, конечно, если меня пасут два человека, тогда я проиграл, но ведь попытка — не пытка; давай, Исаев, двигай!»

Он положил на столик доллар, быстро поднялся и, вбирающе разглядывая людей в зале ожидания, — тот, кто слишком резко отведет глаза, скорее всего и есть тот искомый второй — бросился к выходу.

Такси — огромный «Плимут» без переднего левого крыла — стояло возле дверей. Шофера за рулем не было. Штирлиц распахнул переднюю дверь (вообще-то здешние шоферы не любят, когда пассажир едет рядом: здесь врожденно почтительны к тому пассажиру, который сидит сзади), потянулся к рулю, нажал на сигнал и даже испугался того лающего рева, который вырвался из-под капота.

— В чем дело? — Штирлиц услыхал у себя за спиной сердитый голос: — Что случилось?

Он обернулся: шофер медленно поднимался с заднего сиденья — спал, видимо, — лицо помятое, потное, волосы слиплись, цветом — воронье крыло, такие же смоляно-черные, но с каким-то глубинным серебристым отливом.

— Кабальеро, мне надо срочно отъехать отсюда, — сказал Штирлиц. — Я не хочу, чтобы меня увидели в этой машине. Держите деньги, — он протянул ему тридцать песо, — и поторопитесь, в дороге я объясню вам причину.

Как и всякий испаноговорящий человек, шофер обожал интригу и тайну; от сонливости его не осталось и следа, он мигом очутился на своем месте, включил зажигание и резко тронул свой грохочущий, как консервная банка, «Плимут», нажав до отказа на акселератор.

Штирлиц посмотрел на часы: прошло две минуты. «Писай, милый, — подумал он о сыщике, — не торопись, тебе надо как следует облегчиться, когда-то еще придется, предстоит хлопотный день, бедолага». Он оглянулся: у дверей маленького аэропорта пока еще никого не было. «Парнишка выскочит через пару минут, — понял он, — только бы не подъехало какое такси; если не будет второй машины, можно свободно ехать в город, останавливаться возле автобусного вокзала и садиться на первый попавшийся рейс, который идет на юг, куда угодно, только на юг. В Кордову я должен приехать один, если только Райфель сказал Роумэну правду и там именно обосновался особый нацистский центр».

— Сеньора преследуют? — спросил шофер.

— Да.

— Полиция?

— Ну, что вы… Неужели я похож на преступника?

— Соперник?

— Ближе к истине.

— Сеньор прибыл из Испании?

— Да.

— Я бывал в Испании.

— Как интересно… Где же?

— В Барселоне. До того, как я смог купить машину и лицензию, я плавал на сухогрузах. Хотите остановиться в нашем городе?

— Да. Лучше, чтобы моя подруга приехала сюда… Сколько времени сюда идет автобус из Буэнос-Айреса?

— Депенде[41]… Часов тридцать, кажется… Точно не знаю… Поселитесь в отеле? Или отвезти в пансионат?

— В центр. Там я определюсь.

— Хорошо, — шофер посмотрел в зеркальце; на шоссе всего лишь три крестьянские повозки, два велосипедиста и никого больше.

— Пусто? — спросил Штирлиц.

— Мы оторвались, — ответил шофер, но, тем не менее, еще круче поднажал на акселератор; машина загрохотала совершенно угрожающе.

— Не развалимся? — поинтересовался Штирлиц.

Шофер пожал плечами:

— Может отвалиться правое крыло, но это не опасно.

— Лучше бы избежать этого.

— Тогда не будет хорошей скорости… Да и вообще я не очень-то понимаю, зачем нужны крылья? Чем больше обдув — тем лучше для деталей. Мой коллега Фернандес — он тоже ездит на «Плимуте» — позавчера приварил крылья, и у него тут же стали сдавать баллоны. Три раза пришлось менять их, представляете? Три раза за один день! А ведь сейчас наступает лето, согласитесь, корячиться под солнцем — работа не из приятных.

— Сколько такси в городе?

— О, масса! Уже пятнадцать. А еще два года назад было всего пять. Тут работал один «гринго», взял лицензию на уборку города, ну, он и объяснил, как выгодно истратить деньги на такси, чтобы выгадать время на бузинес.

— На что? — Штирлиц снова оглянулся — все чисто, шоссе пустое.

— На бузинес, — повторил шофер. — На языке «гринго» это означает «дело».

«„Бизнес“, — понял Штирлиц и в который раз подумал — бедные немцы… Гитлер огородил их колючей проволокой от мира, тоже произносили иностранные слова по-написанному, вот только „бузинес“ все-таки их минул, это слово было на слуху до тридцать третьего, множество американских фирмачей жило в Германии, особенно в Гамбурге и Бремене. Сколько же времени Гитлер мог бы эксплуатировать талант народа, не сломай мы ему голову? Да, немцы очень талантливая людская общность, к тому же от природы наделенная дисциплинированностью, — поди, не наработай ее в себе, как уживешься на том небольшом пространстве, которое отпущено ей историей?! Вмиг передрались бы! Да, немцы умеют работать так, как мало кто умеет, но, ведь получи они возможность лучше и больше знать, что происходит в университетах Штатов, Союза, Лондона, как бы они могли рвануть! Действительно, кого хочет наказать бог, того он лишает разума…»