Читать книгу "Прага - Артур Филлипс"

— Это все про тебя знают. Это и восхищает нас.

— Я готов поверить, что мое чувство времени в тот момент немного ослабло. Поэтому я думаю, что сидел на диване и смотрел, как эта тетка хлюпает носом и время от времени машет на меня пистолетом, где-то, дай подумать, скажем, двенадцать минут. Хлюп, хлюп, носом — швырк, пистолетом потрясет и тряским — в меня, потом уронит, хлюп, хлюп, все сначала. Где-то минут пятнадцать. И ради чего? Стреляла она в меня? Нет. Принудила заниматься сексом? Нет. Она плакала и тыкала стволом, начала говорить, что собирается заявить какое-то требование, и тогда я снова стал расстегиваться, а она: «Нет, не то, не то», — и снова плакать, и потом через несколько минут просто уходит. Я посмотрел в окно, а там все это время ее ждало такси. Вот какой был у меня субботний вечер. И еще немецкая порнушка по кабелю.

— Но почему?

— Да потому что они там все похожи на девушку Сант-Паули.[81]

— Давай перефразируем: но почему?

— Тьфу ты, Джон. Понятия, блин, не имею. Давай взвесим разные возможности. У нее был на редкость плохой день? Я напомнил ей мужика, который убил ее собаку? Она выросла в душераздирающей нищете, без любви? Мда-а, это порази тельная загадка, которая будет мучить нас до могилы. О, кстати, ты меня не отвезешь через пару недель в аэропорт? Я возьму пикап для своего барахла. На неделе получил кое-какие веселые новости.

— А ты вообще собирался ей сказать?

— Я? Нет. Я думаю, ты сказал. В своих статьях. Я сказал ему.

— Ты вызвал полицию?

— А, ну да, конечно! Именно так я и хочу провести мои последние недели в этой чертовой дыре. Да ладно, не дуйся. В конце концов, она меня не застрелила — сосредоточься на позитивном! Это же была, по идее, смешная история. Вы злопамятная раса, ваш народ. Несчастная женщина слегка подвыпустила пар. Никто не пострадал, никому не пришлось заниматься сексом ни с какой старой корягой. Знаешь, я уже и для нее обеспечил немного денег. Она заслужила. И для тебя, кстати, тоже. Невилл с тобой свяжется.

Заикающиеся, неоформленные, не совсем по адресу вопросы, которые Чарлз все равно высмеет и оставит без ответов, спасает от унизительной судьбы стук, брызнувший в стекло с той стороны Джонова и Чарлзова отражений, и появившиеся за стеклом лысая голова и машущая папка. За то время, пока Ники прямиком шагает в кафе и налево — к их столику, друзья не успевают придумать убедительное вранье или согласовать план.

— Привет, малыш. — Она целует Джона в губы, и тот чует запах спиртного. — Эй, я — Ники, — это человеку в пиджаке.

— Мы встречались летом, если я правильно помню, — отвечает Чарлз.

— Ну точно, да, в «А Хазам», ага.

Она жмет Чарлзову руку в реверансе, скидывает свой груз на пустой стул между мужчинами и занимает монетку уплатить пошлину дракону, охраняющему туалет.

— Ты ведь говоришь на венге? Закажи мне что-нибудь хорошее.

— Ну, малыш, — произносит Чарлз, едва звякает белое блюдце и пожилая официантка на бархатной табуретке мрачным кивком пропускает Ники, — не самое удачное начало для вечера нежных ухаживаний. Хочешь убежать, а я тебя прикрою?

— Поздно. Да начнутся нежные ухаживания.

И через несколько секунд Джон встает, а на другой пустующий стул между мужчинами опускается Эмили.

— Здравствуйте, джентльмены. Рада видеть, что вы поддерживаете старые традиции.

Недавно утром, учуяв запах дизельных выхлопов, смешанный с весенними ароматами, Джон решил, что теперь они с Эмили наконец равны; то, что он хранил ее тайну всю долгую, полную событий зиму, что-то доказывает. И пока решимость не прошла, он позвонил ей и ни с того ни с сего пригласил на à trois[82](да ради бога, ничего особенного, в воскресенье). И она отвечала с такой неподдельной охотой, что Джон моментально воодушевился и, положив трубку, лег и воспринял серию обновленных и почти правдоподобных грез о будущей Эмилической благодати. И вот она плюхается на стул, распускает и снова собирает в хвост волосы, и вид ее абсолютно не волнует Джона. Ее роли в Джоновых снах зимне-весеннего сезона были жар и трепет, она являлась размноженной, возведенной в степень: кипящая космическая сущность женского, едва ли не беспредельная, почти индусская. В жизни, однако, она не способна менять форму, не пылает, заметно усталая. Бледна, как любая не-стриптизерша после зимы на центральноевропейской равнине. Белая оксфордовая блуза уныло обвисла, неглаженая.

Ники возвращается и снова целует его в губы: совершенно беспричинный жест: в конце концов, после Надиной квартиры три недели тому назад они не виделись, и к тому же несколько минут назад она его уже целовала. Джон какой-то миг думает, что Ники испугало появление незнакомой девушки, и она решила сразу показать ей, кто есть кто, но тут же признается себе, что в жизни так не бывает. Он представляет женщин друг другу. Лицо Чарлза складывается в его любимую гримасу.

— Приятно познакомиться, — говорит Эмили, и Джону мерещится холодность в ее голосе, или (тут же поправляет он себя) он просто надеется, что в ее голосе холодность.

Он забавляется сопутствующей догадкой, что это Эмили ревнует, и что в этот раз впереди их ждет другой сюжет, получше.

— Да, но, если быть совсем точной, мы встречались летом в «А Хазам», — поправляет ее Ники с явной затаенной досадой.

— Да? — Джон видит, что Эмили на миг смущается. — А, да, конечно. Помню. — Джон благодарен Эмили за ее стремление всем облегчить жизнь.

Повисает молчание, потом Габор просит Ники показать, что у нее в папке, и она тянет из черных бумажных корочек какой-то фотоколлаж.

— Называется «Мир», — говорит она, передавая фотографию Эмили. Та держит снимок, пока двое мужчин склоняются рассмотреть.

Семья из четырех человек на пикнике в парке. Расселись на небесно-голубом одеяле под голубым одеялом неба, вокруг корзинки с лоснящейся едой: улыбающиеся мать и отец, улыбающаяся девочка и младший улыбающийся мальчик. Улыбаются все. Мать с улыбкой распаковывает еду. Мальчик с голодной улыбкой смотрит на угощенье. Отец, улыбаясь, держит руку у матери на плече. Девочка, одетая в девчачье платьице, лежит на животе, подперев ладонями улыбающееся лицо и болтая голыми ногами. У матери не хватает одного зуба. У мальчика течет слюна из дальнего уголка рта и сочится кровь из повернутого к зрителю уха; его рыжие брючки фантазийно грязны Отец смотрит голодными глазами не на еду; проследим за его взглядом: он голодными глазами смотрит на что-то другое. У девочки на каждой босой подошве наклеено по три параллельных полоски лейкопластыря. За деревом, наполовину скрытый, голый, не считая плаща, фетровой шляпы и солнечных очков, сидит на корточках мужчина и, испражняясь, фотографирует семью из своего тайного наблюдательного пункта.